Шрифт:
Привокзальная площадь встретила меня привычной суетой. Пройдя вдоль стоянки такси, обратился к рандомной машине с шашечками и осведомился о стоимости поездки в Ленкорань.
— Что ты, друг, таксист туда не поедет… пограничная зона — разрешений давай! От родственник приглашений надо.
— Что же делать? А поездом?
— Не… — покачал черной кудлатой головой таксист, — билет не продадут без разрешений. В поезде пограничники документ проверяй. Иди вон к частникам. Деньги даш, хоть чертовой бабушке довезут.
Делать было нечего, и я пошел к группе, призывно глядящих на меня, частных извозчиков.
Ехать в Ленкорань вызвался уроженец этого славного места, усатый и носатый владелец старого ржавого «москвича».
— Довезу, никакой погранец не увидит, отвечаю!
— А он доедет? — усомнился я, кивая на древний артефакт на колесиках.
— Слушай, ара, он до Москвы доедет и обратно приедет! — отмел мои сомнения усач.
— Заплатишь сколько душе твоей будет угодно, — дружелюбно скалясь ответил он на мой вопрос о цене поездки.
— Сколько? — настойчиво повторил я: человек, не договорившийся о твердой цене, гарантировал себе малоприятное препирательство в конце поездки. Сколько бы он ни заплатил, этого все равно оказывалось мало.
— Вай… — удрученно и укоризненно сказал водитель, словно обрекал себя, ради меня на вечные муки. — двести пятьдесят рублей, дорогой, да. Только для тебя, да! Туда пять часов ехать, обратно никого не найду, да, пустым назад ехать.
— Сто пятьдесят? — возразил я, хоть мне было пофиг, просто знаю — согласишься сразу, уважать не будут.
Сошлись, на двухстах.
В камере хранения, я про запас взял тысчонку, так что не разорюсь.
Несмотря на уговоры мамы Гали. Оставаться на даче Мамедовых я не стал. С одной стороны — скучно. С другой, отношение ко мне Галины Петровны грозило перерасти из материнского в… не хочу продолжать.
В общем надо было сменить обстановку. Я позвонил в Ленкорань Стасу. К моему удивлению, он очень обрадовался и пригласил к себе. Сказал, что папа у него главный инженер рыбоводческого совхоза и мы славно половим рыбку.
Баку справедливо называют городом ветров. Они могут быть каспийскими, кавказскими, пустынными — не важно. Женщине, если уложила прическу, изволь одеть платочек, иначе от прически за пять минут ничего не останется, а некоторых особо изящных и сдуть может в подворотню. В редкие моменты, когда ветер стихает, в воздухе появляется запах нефти.
Поднявшись над городом и одолев невысокий перевал, шоссе нырнуло в долину, выходящую к морю.
Эта обширная бесплодная земля была сплошь покрыта металлической порослью нефтяных качалок. Всюду бесконечное вращение маховиков и движение коромысел, тусклые озерки нефти чернеют у подножия вышек — сюрреалистический пейзаж, вызвавший меня мысли о планете Шелезяка, населенной роботами. Правда и полезных ископаемых, и воды здесь было с избытком.
Глава 5
Буквально ниоткуда, перед нами внезапно появились два протяженных плато, их поверхность переливалась на солнце — песчаник Апшерона молочно белого цвета. В тот же момент я ощутил давление на уши, как бывает при взлете или посадке, хотя по-прежнему находился на земле, уровень которой в Азербайджане, как известно, ниже уровня моря на двадцать семь метров.
Было еще довольно рано и Рафик, так звали водителя, предложил за малую дополнительную мзду посетить Гобустан — археологический музей под открытым небом, благо, он располагался прямо по ходу маршрута.
Почему бы и нет, решил я и мы свернули с дороги.
Гобустан — страна предков. Местность, где когда-то жила огромная и мудрая цивилизация.
Оставив машину, пошли вглубь по огороженной тропе, где на каждом шагу были знаки: «берегись змеи». Эта долина, кишела кобрами, гюрзой и гадюками, так что предупреждение было не лишним.
Пещеры, скалы, хранящие петроглифы древних эпох, устоявшие перед воздействием сухих ветров и палящего солнца. Суровый пейзаж в сочетании с рисунками доисторических людей — изображения лодок, животных, на которых они охотились, самих себя и сородичей.
Главная пещера, называемая Азых, имела вход в форме женской вульвы.
Там сохранилось огромное количество рисунков, нанесенных следующим слоем, поверх предыдущего, настырные троглодиты лепили их друг на друга, словно других камней вокруг было мало.
Двухчасовая остановка в Гобустане перевернула мой взгляд на наскальные рисунки. Первобытные художники — не какие-то камнемараки, типа: «Киса и Ося были здесь», а уверенные мастера наскальной живописи. Их работы были невероятно экспрессивны и отражали суть доступных им вещей.