Шрифт:
— Ага, учти, что Фишер очень ярок. Он даже спит с доскою — сила в нем! — вольно процитировал я, — Но ничего, я тоже не подарок и у меня в запасе ход конем!
— Что? — Лев Маркович удивленно вскинул выцветшие глазки.
— Высоцкий, — пояснил я, — «Честь шахматной короны», не слыхали разве?
— Извините, не слежу за творчеством этого достойного человека.
— Зря, — посетовал я и ляпнул невпопад. — У них же со Спасским, жены француженки.
— Э-э… я знаю Ларису… его вторую жену…
Чёрт, вляпался. Француженка третья.
— Ходят слухи, — доверительно поведал я, — что он общается с сотрудницей французского посольства, русской по происхождению.
— Ну что ж, зная Борю, это не сложно себе представить. Скажу вам больше: мне трудно понять, как Спасский с такими анамнезом ухитрился стать гроссмейстером. Загадка! Видимо, очень уж большой талант. Во всяком случае, рад за него. Даже в случае поражения, он заработает приличные деньги. Насколько я знаю его характер, он не из тех, кто отдаст их государству. При этом я уверен, почти на сто процентов, что первую партию Боря выиграет! Может быть даже и вторую. Но Фишер не сдастся, он никогда не сдается, а к длительной битве наш чемпион не готов. Ох, не готов!
Я-то знал, что не готов и после единственной настоящей победы проиграет всю серию, а вот старик оказался неплохим прорицателем.
Пришла Мария, принесла постельное белье. С интересом глянула на бутылку с ликером. Лев Маркович заметил этот взгляд, засуетился.
— Не соблаговолит ли наша прелестная стюардесса, выпить с нами рюмочку ликера?
— Стюардесса, говоришь? — она сочно хохотнула. — Ну, даешь, дед. Соблаговолю, а то, как же, — и уселась на диванчик рядом со мной. Я бы даже сказал, в опасной близости — задница к заднице. Мне показалось — на меня пыхнуло жаром от её ядреного тела. Дедок, хлопотливо достал из набора еще одну рюмку и разлил. Она пригубила, почмокала своими негритянскими губищами.
— М-м… вкусно! Где такие раздают?
— Ученик привез из Амстердама. Набор с рюмками, кстати, тоже ученик подарил, из Женевы — это Швейцария. Как говориться: не имей сто рублей, а имей сто учеников! — он мелко захихикал.
— А сколько до Баку осталось по времени? — спросил я, чтоб что-нибудь спросить.
— Да, ерунда, ночь — день — ночь и в семь утра будем там, соскучиться не успеешь, — она хохотнула и игриво ткнула меня в бок локтем. — А если все-таки соскучишься, приходи вечерком, чайку попьем.
С шумом всосала остатки ликера и поднялась.
— Спасибо за угощение, работать надо. Пока, мальчики.
— Какая прельстительная фемина! — сообщил мне Лев Маркович, когда за ней закрылась дверь. — Бесспорно грешная, но прельстительная. Сочетание ярости тигрицы и вкрадчивости кошки.
Зовущая плоть! Сильная стать! Не слабей, чем голос, рычащий в момент оргазмического воодушевления. В этих джунглях есть где заблудиться!
Я не мог скрыть удивления:
— Да вы, Лев Маркович — тайный эротоман!
— Водится грешок! — кивнул он. — Эротоман, как есть, но отнюдь не тайный. Знаете, Гриша, хоть я и в молодости не слыл красавцем, однако же за мой материальный достаток и живость ума, дамы охотно дарили мне свое внимание. Кстати, если решите закадрить нашу железнодорожную нимфу, категорически не советую.
— Почему? — удивился я, хотя и не собирался её кадрить — во-первых, еще не отошел от Зои, во-вторых, такие гром-бабы не в моем вкусе, то ли дело, юная восточная красотка.
— Вовсе не из морально-этических соображений, помилуйте. Просто в соседнем плацкартном вагоне служит проводником её муж. Личность, я вам скажу… мне он чем-то напоминает Минотавра. В общем, если застанет вас с женой в момент близости — рискуете повторить судьбу Анны Карениной.
Потом Лев Маркович пожаловался, что у него в связи с возрастом случаются частые позывы и удалился в сортир.
Только успел он уйти, как дверь купе распахнулась. В проеме стоял здоровенный мужик в засаленной железнодорожной форме. Лицо у мужика было не сказать, чтобы одухотворенное. Как сказал Маркович: похож на Минотавра? Да, что-то бычье в нем было, только без рогов. Хотя, зная игривый характер его сексапильной женушки, поручиться за это я бы не взялся…
За руку, он держал огненно-рыжую конопатую девчушку лет, десяти.
— Где этот… тренер, который? — не здороваясь поинтересовался проводник. — Евойная малявка, к нему просилась, а одной боязно идти. Как их родители только отпускают…
— Здрасти! — сказала малявка.
— Привет, — я еле сдерживался, чтоб не заржать в голос, я её узнал.
— Чо, лыбишься? — сумрачно спросил мужик, видимо отнеся моё веселье к собственной внешности.
— Это я о своем, анекдот вспомнил, — успокоил я его. — Вышел Лев Маркович, по неотложному делу, скоро вернется.