Этот приказ выводит меня из себя. Я не пыталась подружиться с Аластором Шоу - более того, я нахожу его отвратительным. Но Коул не имеет гребаного права указывать мне, с кем я могу разговаривать, а с кем нет, особенно в мире искусства. Он хочет быть единственным, кто может мне помочь, единственным, кто может на меня повлиять.

— Почему? — пробормотала я, не сводя глаз с Коула. — Боишься, что он научит меня тому, чего не можешь ты?

Рука Коула дергается. Я знаю, что он хочет схватить меня за горло.

— Я не шучу, Мара. Он опасен.

— О, он опасен? — усмехаюсь я. — Как ТЫ?

Я смотрю ему в лицо. Осмеливаюсь признать то, на что он намекал уже дюжину раз. Осмеливаюсь произнести это вслух.

Лицо Коула становится неподвижным и гладким. Бледное, как череп, из-за последних остатков краски на коже.

Пока я смотрю, он снимает последнюю маску. Последние остатки человечности.

Он показывает мне свое настоящее лицо: совершенно лишенное эмоций. В этих черных глазах нет ни капли жизни. Зубы белые, как кость.

Только губы шевелятся, когда он говорит.

— Думаешь, ты знаешь, о чем говоришь? — шипит Коул. — Я разделываю людей с точностью до мелочей. Этот парень делает то же самое, что и я. Ты даже не представляешь, на что я способен.

Воздух вокруг меня застывает. Пот превращается в лед на моей коже.

Я не могу говорить. Я не могу дышать. Я не могу даже моргнуть.

Он может убить меня в этот момент. . . Я слишком напугана, чтобы пошевелиться.

Вместо этого он поворачивается и уходит. Оставив меня там одну.

27

Коул

Шоу знает.

Вид триумфа на его лице был невыносим.

Он и понятия не имел, что она еще жива.

Последние несколько недель он был в бешенстве, не обращая внимания ни на меня, ни на свою работу, ни на наших общих знакомых, ни на что другое, что должно было бы его насторожить.

Вот что происходит, когда он впадает в безумие: он исчезает из мира искусства, пока не пройдет безумие. Пока он не будет готов снова вести себя здраво.

Он убил двух девушек. Значит, впереди еще одна.

Он никогда не насытится, пока не убьет третью. Тогда он затихает - иногда на несколько месяцев.

Это его цикл. Я наблюдал, как это происходит.

Он предсказуем. Боюсь, я могу точно предсказать, что он сделает в следующий раз:

Он попытается взять Мару в качестве своего последнего убийства.

Ему понравится симметрия - ведь это он подарил ее мне, а он может забрать ее.

Возможно, он сделает это, чтобы посмотреть, как я отреагирую. Чтобы проверить, сможет ли он по-настоящему заставить меня сорваться.

Я не знаю, как, черт возьми, остановить это. Даже я не могу следить за Марой каждую минуту, каждый час. Если Шоу решил охотиться на нее, как, черт возьми, я могу обеспечить ее безопасность?

Особенно когда она безрассудна и упряма, решительно настроена на то, чтобы покончить с собой. Я видел, как она смотрит в глаза, когда я приказывал держаться подальше от Шоу, и это только подтолкнуло ее к тому, чтобы бросить мне вызов.

Поэтому я специально напугал ее.

Она думает, что не боится монстров? Я покажу ей гребаного демона из ада.

И это сработало. Она не пришла в студию ни вчера, ни сегодня. Я знаю, как ей должно быть страшно, если она сидит дома, когда ей так хочется работать над картиной.

Она дома, но не совсем одна. Я наблюдаю за ней прямо сейчас через телескоп. Наблюдаю, как она лежит в постели и читает.

Она закончила «Дракулу». Сейчас она начала «Сад бабочек». Я не знаком с этой книгой, но если она заинтересовала Мару, я хочу ее прочитать. Я хочу знать все, что творится у нее в голове.

Я постоянно слежу за ней. Этого будет недостаточно.

Аластор так просто не сдастся.

Я могу убить его.

Эта возможность всегда стояла между нами.

Он слишком много знает обо мне, а я - о нем.

Я уже много раз испытывал искушение сделать это.

Я почти выполнил его просьбу после того, как он подбросил Мару на мою свалку. Я должен был сделать это тогда.

Я не боюсь Шоу. Но я поставил себя в невыгодное положение: не только я против него. Я должен защищать и Мару - если хочу сохранить ее в безопасности для себя, для собственного использования.