— Пап, можно спрошу тебя?

— О том, как дети делаются? — усмехнулся он, — Думаю, уже поздно.

Я пропустил эту «остроту» мимо ушей.

— Мне серьёзный ответ нужен. Можно сказать, от него зависит моя дальнейшая жизнь.

В своих словах я был предельно серьёзен, что считал и отец.

Он, по-прежнему держа руки на боках, наконец оторвал взгляд от своих посадок, и повернул голову ко мне. Внимательно слушая.

— У тебя были другие женщины? — аккуратно, но в том же серьёзном тоне поинтересовался я.

— А как же, — снова усмехнулся отец.

— Я имею ввиду любовниц. — уже прямо уточнил я.

Отец склонил голову набок и свёл брови:

— Ты Ленке изменил?

— Да чего сразу «Ленке изменил»? Я про тебя спрашиваю.

— Поэтому она сегодня не приехала?

Конечно было бессмысленно пытаться обмануть отца. Владимир Игоревич — полковник розыска. Да и мои повадки, наверно, не изменились ещё с подросткового возраста. Он вычислял меня на раз. Даже если я после скуренной сигареты, пробегал полтора километра, отмывал рот и руки, и обратно менялся с другом куртками.

Наверно, видя меня запыхавшимся в болоньевой куртке, он всё и понимал.

Я замолчал, соглашаясь.

А отец опять перевёл взгляд на свой огород, и немного поразмыслив, ответил:

— Гулял. И от первой жены гулял, и от матери твоей. Но мать твоя мудрая женщина. Семью берегла.

— Чего тут мудрого? Развелась бы с тобой, и правильно бы сделала.

— Ты себя наказывай, а не меня. Я за свои грехи сам заплачу. А наша семья благодаря твоей матери создалась и сохранилась.

— Почему же я об этом не знал?

— Нечего детям знать о том, что творят взрослые. Ты у нас был уже, поэтому и не развелись.

— А если бы меня не было?

— То и не женились бы. Я от первой к твоей матери и ушёл.

— В смысле? Мать, что, твоей любовницей была?

— Вот поэтому и нечего детям знать о делах родителей.

Сказать, что я был шокирован — молчать, словно рыба. Всю жизнь я считал мать святой женщиной! Я не знаю, если бы меня спросили, как я зачался и родился, я бы подумал, что абсолютно непорочно.

Как ни странно, но интимная жизнь родителей осталась от меня сокрытой лет до четырнадцати. А потом мне было не интересно в это вникать, даже противно. Чтобы два «старика» занимались сексом? Да ещё и мои родители?!

— Но, я тоже виноват. — вдруг произнёс отец. — Всё тайное становится явным. К сожалению, так я думал только о других, а на собственном примере узнал только, когда меня попросили.

Я не стал уточнять. Знал, что отец не расскажет. Если сам не захочет. Наверно, издержки профессии.

— Может, мы и не рассказывали, но ты всё равно видел и слышал наши ссоры. Тогда, наверно, и научился.

— То есть, в том, что я изменил Ленке, виноват ты? — усмехнулся я совершенной неправдоподобности версии, хотя, на какую-то долю секунды и почувствовал облегчение. Это же не я плохой. Меня научили…

— В том, что ты своим членом в кого-то потыкал — только ты виноват. Я тебе говорил это ещё когда Ленке семнадцать было. А вот в том, что тебя не воспитал — виноват я.

— Ну, я помню, ты говорил, что изменять нельзя. Как бы двулично теперь это не звучало.

— Потому и говорил. Я ж знал, что это за жизнь. И тебе уж точно такой не хотел.

— А сам чего такой жил?..

— Лена приехала. — вышла на минуту из дома мать, и тут же скрылась обратно.

Отец посмотрел на меня:

— Есть пошли. — и недовольно добавил: — День рождения праздновать будем.

Стол, действительно, был уже накрыт. Женщины управились быстро.

Лена, как ни странно, тоже помогала.

Отец же, в присущей ему манере, только закончив с поздним обедом, сразу обратился к Лене в лоб:

— Ты на него не смотри. — не смотрел и он на меня в этот момент. — Он олух, и мало что его исправит. А к нам приезжай, — как всегда, мягко обратился от к невестке: — Ты знаешь, ты нам как дочь, так что приезжай. Хочешь, и пожить оставайся.

Я всегда ревновал его к Лене. Он разговаривал с ней так, будто не я его сын, а она — его родная дочь. Я всегда оказывался на вторых ролях.

И как же теперь неестественно это звучало. Ведь мой отец и мать, оказывается, далеко не святые люди. Но строят из себя святош.