Шрифт:
– А почему ты предпочел бы никогда его не знать?
– Когда мы были детьми и учились в школе, он был, пожалуй, хуже всех. Он и еще Пьер Ле Гийю. Они уже тогда были малолетними бандитами и натравливали всех на меня. Конечно, я им был нужен, чтобы делать домашние задания, поэтому Робик старался сохранить и капусту и козла. Так что сами понимаете, комиссар, у меня нет желания о нем разговаривать.
– Почему ты говоришь, что он уже тогда был бандитом?
– Потому что он им как был, так и остался. Он слишком богат для честного человека, я так думаю. И не я один, а очень многие, как в Лувьеке, так и за его пределами. У него есть огромный магазин, и он приносит доход, все верно, но этого не хватило бы на то, чтобы купить четыре виллы, яхту и то и дело летать на самолете.
– Откуда тебе это известно?
– От Эстель, его секретарши.
– Эстель Берту?
– Да. Мы с ней знакомы, у нас хорошие отношения. Приятная девчонка, не такая лицемерка, как другие. Мы с ней подолгу болтаем. Так я и узнал про виллы, бассейны, корабль, путешествия на самолете и всякое такое.
– А как ты узнал, что доходов от магазина недостаточно, чтобы вести этот образ жизни?
Маэль улыбнулся, лукаво взглянув на Адамберга:
– Потому что Робик нанял моего хозяина вести его бухгалтерию. Забавно, правда? Это нелегкая работа. Я прекрасно знаю, о чем говорю, потому что его бухгалтерией занимаюсь я, сидя в подсобке. Бухгалтерия-то у него безупречна, что и говорить. Очень большой доход, это так. Однако слишком маленький для того, чтобы оплачивать виллы, яхту и все остальное. Поэтому я и говорю, что он и сейчас бандит. По-моему, он гребет бабки, проворачивая дела на стороне, втихаря, так что комар носа не подточит. Комиссар, только никому ни слова о том, что я вам рассказал, ладно? Если он узнает, для меня это очень плохо кончится. Тем более не один я так думаю, многие об этом догадываются. Спросите кого хотите у нас в Лувьеке.
Маэль вздохнул, расправился с сэндвичем и ушел.
Адамберг сделал знак коллегам придвинуться поближе к столу. Теперь, когда они точно знали, что убийца отправил письмо именно Робику, расклад изменился.
– Если Маэль и Жоан не ошибаются, то Пьер Робик ведет параллельный подпольный бизнес, приносящий хороший доход, – задумчиво проговорил Маттьё. – Следовательно, он руководит бандой и мог поручить одному из своих головорезов убить доктора.
– По факту ты прав, – согласился Беррон. – По факту убийца с ним связывался. Однако очень трудно представить себе, чтобы какой-нибудь парень из Лувьека осмелился требовать чего-то от Робика.
– Может, Браз? – предположил Ноэль. – Разве этот извращенец не мог сунуть свою лисью морду в это дельце и что-то разнюхать? Маэль и Жоан говорят, что все подозревают Робика в подлоге. Я очень удивился бы, если бы Браз не покопался во всем этом.
– Чтобы потом шантажировать Робика? – сказал Адамберг. – Мы еще недостаточно знаем этого типа, но мне кажется, что он скорее отправит шантажиста на тот свет, чем будет плясать под его дудку.
– Надо бы узнать, что стало с его помощником – беззаветно преданным ему Пьером Ле Гийю, – предложил Вейренк. – Можно копнуть с этой стороны.
– Уже смотрю, – откликнулся Меркаде, который не стал дожидаться, пока его попросят.
– Очень хорошо, – сказал Адамберг, вставая.
– Ты идешь к Робику? – спросил Маттьё.
– Сначала схожу в мэрию и загляну в картотеку. Есть одна мысль.
– Смутная?
– Довольно смутная, но не зарытая на дне озера. Жоан, – окликнул он хозяина трактира, когда тот проходил мимо, – хочу тебя спросить: вдруг ты каким-то чудом запомнил, какого числа Робик вернулся в Лувьек четырнадцать лет назад? Не помнишь, нет?
– Первого апреля. И нечего на меня так удивленно смотреть. Он приехал без предупреждения в день рождения своей матери, в самый разгар праздника. К тому же первое апреля запоминается легко.
Помощник мэра проводил Адамберга к помещению картотеки и набрал код на двери.
– Вы должны помнить имя мужчины, который был здесь убит и обворован вскоре после того, как появился Одноногий и все стали слышать стук его деревяшки.
– О, это было давно, скажу я вам, очень давно.
– Четырнадцать лет назад.
– Верно. Его звали Жан Армез.
– Он уехал из Лувьека после коллежа?
– Да, в девятнадцать лет. А вернулся спустя двадцать один год.
– Вы знаете, чем он занимался все это время?
– Он не особенно распространялся об этом, скажу я вам. Говорил всегда одно и то же: что странствовал «по морям, по океанам». Служил на торговом флоте. То на одном судне, то на другом, в каждом порту по подружке. Больше нам ничего не удалось узнать. Все звали его Мореходом.
– Он вернулся богатым?
– Достаточно состоятельным, чтобы купить дом, комфортабельно его обставить и нанять домработницу и кухарку. Уже неплохо. Проведя много лет в море, где ему не на что было особенно тратиться, он, по его словам, «набил кубышку». Сколько именно, я не знаю. Он ни в чем себе не отказывал, скажу я вам, но и не жил на широкую ногу. Говорил, что в его возрасте надо экономить накопленное. Бедняга, недолго он наслаждался жизнью в своем доме. Спустя пять месяцев после возвращения его убили.
– Пять месяцев? Вы уверены?