К моему удивлению, он не вздрагивает. Он не выглядит подавленным. Он улыбается — настоящей, широкой улыбкой и кивает.

— Хорошо, тогда. Это наше следующее свидание. Сбор яблок, выпечка — в которой я, кстати, очень плох, так что планируй, что либо, я буду дежурить на тарелке, либо пирог будет несъедобным, и кино. Я в твоем распоряжении.

Последнее предложение вызывает во мне совершенно неуместный прилив жара.

— Я не…, — начинаю говорить я, и Иван хихикает, прерывая меня.

— Ты не ищешь серьезных отношений. Я понял, Шарлотта. Ты говорила мне. Достаточно много раз, чтобы я почти обиделся. — Улыбка на его губах говорит мне, что это не так. — Я понимаю, что у тебя только что закончились отношения с парнем, который, кстати, явно полный идиот, и ты хочешь исследовать свои возможности. Это прекрасно. Я понимаю.

Я смотрю на него с подозрением. Ничего не могу с собой поделать. Я еще не очень хорошо знаю Ивана, но все в нем говорит о том, что он собственник. Как будто ему будет неприятна мысль о том, чтобы делить меня с кем-то. И какая-то часть меня желает, чтобы он сказал, что не хочет этого. Что его не устроит меньшее, чем сделать меня полностью, целиком и полностью своей.

— Большинству мужчин это не понравится, — медленно говорю я.

Иван улыбается.

— Я не большинство мужчин, Шарлотта. Думаю, ты поймешь это скорее рано, чем поздно. И еще кое-что, что ты поймешь, когда мы проведем больше времени вместе, — это то, что я хочу тебя. Все, что тебе нужно понять, — это то, что я способен стать и дать тебе все, что тебе нужно.

Это самое высокомерное и высокопарное, что он сказал за весь вечер. Возможная трещина в его шкуре непринужденной беззаботности.

Но у меня перехватывает дыхание.

Его темно-синие глаза притягивают мои, когда он тянется к моей руке, вызывая еще одну дрожь по позвоночнику.

— Я не против того, чтобы ты исследовала, Шарлотта, потому что я хочу, чтобы ты была вся в себе, когда поймешь это.

На мгновение мне становится трудно говорить. Я чувствую, как мои пальцы непроизвольно сжимаются вокруг его кончиков, не желая отпускать его руку.

— Почему? — Тихо спрашиваю я, и что-то сверкает в его голубых глазах, эмоция, которую я никогда не видела раньше и не могу полностью прочитать.

— Потому что, Шарлотта, — мягко говорит он, — когда это случится, для нас обоих пути назад уже не будет. Навсегда.

ИВАН

Я немного испугался, что мое заявление могло ее спугнуть. И я увидел шок на ее лице, прежде чем она быстро спрятала его, увидел момент, когда она услышала мои слова, и подумал, не сошел ли я с ума.

Я уверен, что я сумасшедший. Я должен быть сумасшедшим, чтобы сказать такое женщине, с которой я общался всего три раза, женщине, которая никогда, никогда не захотела бы меня, если бы знала, кто я на самом деле. Но это правда.

Я не хотел говорить «навсегда». Но когда это вырвалось, я не хотел брать свои слова обратно.

Вот так я понял, что действительно сошел с ума от этой женщины.

Разумеется, я намерен сделать все, чтобы никто больше не ходил с ней на свидания. Я не позволю никому даже кофе с ней выпить. Но ей не нужно об этом знать. И если ей нужна иллюзия, что она может свободно исследовать, пока не влюбится в меня, то дать ей это не может быть хуже, чем то, что я уже делаю.

Я совершаю грех за грехом против того, как должны строиться отношения. Я уже переступил черту, о которой она даже не подозревает. Но я продолжаю говорить себе, что все в порядке. Что ей не нужно знать. Я сам разберусь с последствиями, когда придет время.

Я готов играть в любую игру, лишь бы выиграть время, которое мне нужно, чтобы завоевать ее.

Остаток вечера проходит без проблем. Мы занимаем места в театре, и самое трудное во всем этом — удержать мои руки от ее в затемненном зале. Я едва могу обращать внимание на пьесу, потому что все мое внимание приковано к ней. Каждый ветерок доносит до меня ее запах, запах кокоса из ее шампуня и сладкий медовый аромат того парфюма, которым она пользуется. Это навевает воспоминания о «Маскараде», совершенно неуместные в нашем положении, и я чувствую, как мой член резко напрягается, утолщаясь вдоль ноги и натягивая ткань брюк от костюма. Я двигаюсь на своем месте, пытаясь отогнать воспоминания о том, как она ощущается в моем рту, горячая, влажная и сладкая. Воспоминания о ее вкусе похожем на мед, которым она пахнет, преобладает на моем языке.

Боже, я хочу вытащить свой член прямо здесь, посадить ее к себе на колени и трахать ее на глазах у всех этих людей. От этой фантазии я только сильнее напрягаюсь, представляя себе Шарлотту, насаженную на мой член посреди этого театра, и мужчину за моей спиной, который в первом ряду наблюдает за тем, как она кончает на меня.

После этого мне придется убить его.

Мысль настолько острая, настолько неожиданная, что она немного ослабляет мое возбуждение. Это собственничество не похоже на меня. Раньше я без раздумий трахал женщин на публичных площадках «Маскарада». Их крики удовольствия, когда все вокруг наблюдали, как хорошо я их трахаю, только добавляли мне удовольствия. С Шарлоттой не должно быть иначе… Но мысль о том, что кто-то еще увидит, как трепещут ее глаза и приоткрывается рот от удовольствия, что кто-то еще станет свидетелем ее кульминации… это заставляет меня чувствовать себя убийцей.