— Полегче, ангел, — сказал Винсент, и его руки скользнули по моим бедрам и ниже… прямо между ног. — Лукас не очень-то вежлив, не так ли?

— Лукасу нужно быть осторожнее, — приказал Мэнсон, схватив ненадолго руку Лукаса, пока кружил вокруг него. Лукас яростно зарычал, но ослабил давление на мое горло, двигаясь медленнее, давая мне время привыкнуть к его размерам и штанге.

Я старалась не сводить глаз с Мэнсона. Мой оставшийся страх утих, когда он отступил назад, чтобы из темноты наблюдать за происходящим с суровым лицом. Но вскоре клоуны снова завладели моим вниманием; рука Винсента скользнула под юбку, лаская мой клитор, и я чуть не забилась в конвульсиях от стимуляции. Я хныкала, послушно скользя языком по головке Лукаса, наслаждаясь вкусом плоти и металла. Пальцы Винсента скользнули ниже — и вошли в меня.

— Ох, какой мокрый ангелочек, — пробормотал он. Винсент глубоко погрузил в меня пальцы, а когда вынул, они оказались скользкими от моего возбуждения. Он смотрел, как блестящие нити растягиваются между скрещиваемыми им пальцами, пока не вылизал их дочиста. Затем он снова прикоснулся ко мне, потирая клитор в медленном, жестком темпе, пока мои ноги не начали дрожать.

— Заставь его кончить, Джесс, — сказал Мэнсон, снова ускользая из моего поля зрения, чтобы покружить вокруг нас. С готовностью повинуясь, я наклонила голову, чтобы ещё глубже принять Лукаса, заставляя себя привыкнуть к давлению штанги на заднюю стенку горла. Тело Лукаса напряглось, его движения стали резкими, а мой возобновленный энтузиазм заставил его застонать.

— Такая хорошая маленькая шлюшка, — прорычал он. Его ладонь с мягким шлепком коснулась моего лица, и я улыбнулась так нетерпеливо, как только могла, с полным ртом. Он снова шлепнул меня, шлепнул сильнее, но всё ещё сдерживая силу, чтобы я случайно не укусила его. Винсент так стимулировал клитор, что я начала дрожать, мышцы напрягались, доводя меня до грани оргазма.

— Ей нельзя кончать, — приказал Мэнсон, и Винсент замедлил свои движения, пока они не стали всего лишь поддразниванием. Я чуть не закричала от разочарования. И я бы точно закричала — если бы Лукас вдруг не втянул воздух и не задрожал, кончая и наполняя мой рот своей спермой.

Я сглотнула, задыхаясь; моя голова стала легкой, когда я наконец-то смогла нормально вдохнуть. Каждый нерв в моем теле словно горел и был чувствителен к малейшему прикосновению, а от нахлынувших гормонов всё казалось сюрреалистичным. Весь мой мир состоял из этой темной комнаты, трех смеющихся клоунов, вкуса их спермы во рту… и Мэнсона, наблюдающего за всем этим, словно демонический бог.

Я потянула за наручники, чтобы хоть на мгновение почувствовать, как металл впивается в мою кожу, жестокий и несокрушимый. Винсент был единственным, кого осталось ублажить. Он медленно вынул из меня свои пальцы и поднес их к моим губам.

— Будь хорошей девочкой, — призвал он, и я послушно начала сосать его пальцы, смакуя свой собственный вкус, соленый и мягкий. Я сосала его пальцы так, как сосала бы его член, и он хихикал, пока я делала это. — Вот дерьмо. И как я могу сопротивляться?

Я смотрела на него с ошеломленной улыбкой, пока он вставал и наклонялся надо мной. Остальные наблюдали за происходящим, не произнося ни слова, слышалось только их тяжелое дыхание. Позади меня раздались шаги, и Мэнсон нежно поцеловал меня в макушку.

— Я хорошо себя веду? — медленно и запинаясь спросила я, оглядываясь на него. Он улыбнулся мне, и мое сердце, казалось, растаяло. Теперь, даже при тусклом свете, я заметила в нем столько мелких деталей: его уши были проколоты, но он не носил сережек, его нос был кривым, словно его раньше ломали, его губы и скулы были покрыты крошечными шрамами. Он был красив… почти прелестен. Его глаза были глубоко посажены и темны, но черты лица были мягкими, омрачаемые только напряжением в челюсти.

— Очень хорошо, ангел. Так хорошо, что у меня для тебя есть небольшой сюрприз.

Волнение расцвело во мне. Затем раздался щелчок, и что-то блеснуло в свете свечей. Что-то металлическое, зажатое в руке Мэнсона.

— Ты спрашивала о нем ранее, — сказал он, поворачивая нож в руке так, что каждое движение ловило свет и отражало его, сияя словно солнце. — Ты спросила, ношу ли я его до сих пор. Ношу. Это тот самый нож, которым я спугнул твоего бывшего. Он везде со мной и всегда острый.

Пока я смотрела на нож, у меня похолодело в груди. От волнения, что опасность так близко, мне хотелось и смеяться, и плакать. Пламя свечи отражалось в глазах Мэнсона, в его взгляде горел адский огонь. Я осознала, что он снял белую линзу, но он всё равно казался мне не менее устрашающим. Я не могла отвести взгляд, даже когда мое сердце начало отбивать барабанную дробь о грудную клетку.

— Это нож-бабочка[17]. — Раздался ещё один щелчок, вспышка, и лезвие исчезло — сложилось обратно в резную рукоятку, зажатую в его руке. Затем так же быстро — щелчок, вспышка — и оно снова появилось в его пальцах, как по волшебству. — Чтобы правильно обращаться с ними, нужно много практики… и много порезанных пальцев.

Вид клинка завораживал. Я чувствовала себя загипнотизированной, не в силах отвести взгляд, как будто смотрела на священную реликвию. Отрезвляя, Мэнсон слегка коснулся моего лица, возвращая внимание к его глазам.