Я зарычала от восторга, прижимаясь к нему бедрами. Он вскочил с кровати и отошел в тень, так что пару мгновений я едва могла его видеть. Он вернулся с ножом в руке. Быстрыми движениями пальцев он открывал и закрывал его, словно по волшебству.

Звуки вечеринки казались такими далекими — совсем другой мир. Темнота, окружавшая нас, могла тянуться бесконечно, стены дома не существовали. Мы были в каком-то другом мире, в мире, где удовольствие и боль, страх и возбуждение были одним и тем же.

Я выступала не просто ради выполнения вызова — даже мое отчаянное стремление к освобождению меркло по сравнению с простым желанием побаловать себя. Испытать неизвестное, пугающее, запретное.

Прямо сейчас неизвестным было сверкающее лезвие в руке Мэнсона, приближающегося всё ближе и ближе.

Всё мое тело пульсировало от ударов сердца, адреналин переполнял мозг. Мэнсон протянул руку, провел ею по моим волосам и сжал их в кулаке. Потянув, он откинул мою голову, чтобы снова обнажить горло, которое всё ещё жгло от укусов, оставленных им.

— Я люблю то, как взбудораженно ты выглядишь, — размышлял он. — Твои глаза горят. Всё твое тело дрожит… Я слышу, как дрожит твое дыхание, — он усмехнулся. — Вот что мне нравится видеть.

Он наклонился ко мне. В мерцающем свете свечей его лицо было маской из движущихся теней и странных форм, мрачным Пикассо.

— Когда я наставил нож на этих мудаков… они выглядели такими чертовски удивленными, — размышлял он тихим голосом. — Они всё говорили и говорили о том, что я пытался их убить. Я никогда даже и не пытался причинить им боль, Джесс. Я не люблю причинять боль людям… не… не так.

Он прижал плоскую часть лезвия к моей щеке. Металл был шокирующе холодным, и я дернулась — но бежать было некуда. Его хватка держала меня неподвижно. Лезвие ласкало меня, нежное и опасное. Я начала контролировать свое дыхание, чтобы сохранять полную неподвижность. Этот медленный и томительный момент был похож на медитацию. Я была настолько неподвижна, что могла чувствовать каждую клеточку своего тела: мурашки по коже, никак не прекращающуюся дрожь в ногах, тепло и напряжение в нижней части живота, набухание клитора, жаждущего прикосновения.

Его колено втиснулось между моих ног, заставляя их раздвинуться. Нож лежал прямо у моей челюсти, но затем Мэнсон переместил его ниже, пока плоская часть лезвия не прижалась к моему горлу. Я хныкала, крепко зажмурив глаза.

— Нет, нет, нет, Джесс, — говорил он тихо, едва ли громче шепота. — Посмотри на меня. Мне нужно видеть твои глаза.

Когда я снова открыла глаза, он остановился, внимательно изучая выражение моего лица, прежде чем улыбнуться.

— Хорошая девочка. Такая смелая. — Его колено прижалось ко мне, прямо к чувствительному, набухшему клитору. Я задохнулась от этого прикосновения, по моему телу прошла сильная дрожь. Я застонала, и мои бедра снова задвигались, потираясь о него.

— Какой грязный ангел. Посмотри на себя: тебе это настолько нужно? Что трешься об меня, словно щенок? — Он сильнее прижал колено, так что давление на мой клитор стало болезненным. Но я всё равно продолжала тереться, хныкать и глубоко стонать. Страх, что излишние движения могут привести к тому, что лезвие поранит меня, только усилил возбуждение.

Грубость его джинсов против моей чувствительной плоти заставила мои глаза наполниться слезами, но я не останавливалась. Даже в тусклом свете я могла видеть ту блестящую влагу, которую мое возбуждение оставляло на его колене. Он наклонился ближе, и желание снова поцеловать его переполнило меня. Но я не могла дотянуться до его губ, не могла преодолеть крошечный промежуток между нами с ножом у горла.

— Ты помнишь свое стоп-слово? — спросил он. Его голос был жестким, грубым, как будто он пытался контролировать себя. Прошло всего несколько минут — секунд? часов? вечностей? — с тех пор, как он в последний раз спрашивал меня об этом. Но теперь я понимала, что мое подтверждение успокаивает его.

Мой ответ был мягким, голос едва слышным, тяжелым от вожделения.

— Да… я помню…

Вдруг у моего горла больше не было ножа. Его рука высвободилась из моих волос и обхватила шею, сжав настолько, чтобы сбить дыхание, но не перекрыть его полностью. Ощущение того, что я с трудом пытаюсь дышать, послало мурашки удовольствия через меня, и я дернула руками в наручниках, из-за чего металл впился в кожу.

Мэнсон убрал свое колено от моей пизды, и я закричала в разочаровании:

— Н-нет! Прикоснись ко мне, пожалуйста… не… не… — Он улыбался, глядя, как я извиваюсь, как бьются мои бедра, стремясь к любому контакту. — Пожалуйста, Мэнсон, мне нужно… пожалуйста… — Я задыхалась, его хватка усиливалась, сильно сжимая мою шею по бокам. Его пальцы ослабли, только когда я застонала от приступа легкого головокружения. Мою кожу покалывало, каждый нерв горел. Я хотела чувствовать его прижатое ко мне тело, хотела, чтобы он был внутри меня.