Не удивлюсь — если мать услышит легенду о том, что Лев Сергеевич вампир и пьет кровь девственниц, то воспримет это всерьез.

Ставлю опустошенный стакан на столешницу.

Мне бы водички с собой взять вкусной в комнату, чтобы уж точно больше не пришлось среди сумрака бродить до этому дому, нарушая запрет хозяина.

Наполняю стакан и, взяв свой телефон, медленно крадусь к лестнице.

Теперь бы вернуться в свою спальню незамеченной, и все будет хорошо. Спокойно лягу спать, а завтра вечером снова попробую поговорить с мамой и убедить ее, что меня тут никто не домогается.

Ну, если не считать Тигрицкого… он меня утром очень напугал!

Подсвечиваю фонариком ступеньки, бреду вверх в своих мыслях, смотрю под ноги.

— Ах, Лев! Да! Да! — хриплый шепот разрезает тишину.

— Молчи, блять, — рычит мужской бас, и я просто теряюсь.

Влажный стакан выскальзывает из пальцев.

Гулкий звон эхом прокатывается по дому, а мне на ноги брызгают просто ледяные капли.

От испуга я снова вздрагиваю и цепенею от страха. Фонарик выцепливает в темноте дома два обнаженных силуэта.

Я расширяю глаза от испуга и шока.

Лев Сергеевич смотрит на меня, прижав к стенке стройную обнаженную брюнетку. Она, видимо, гимнастка какая-то, потому что ногу закинула прямо мужчине на плечо, подставляя свою киску для его мощного огромного члена.

Я стою буквально в трех метрах от них.

Сглатываю ком, вставший поперек горла. Ноги мокрые, по ним мурашки прокатываются от внутренней стороны бедра к кончикам пальцев.

— Я… я просто… — лепечу блеющим, жалким голосом.

А взгляд мой приклеился прямо Льву Сергеевичу ниже пупка.

Вблизи его член кажется еще больше, чем мне показалось вчера.

— Дарина, — рычит он, отпуская брюнетку. — Ты ведь знаешь, что тебе запрещено выходить из комнаты после…

— Да! Простите меня! Я просто захотела пить и у меня голова болела. Мне пришлось… я не ожидала… простите… я…

— Иди к себе, — холодно произносит он.

Я киваю несколько раз, а затем пулей срываюсь с места.

— Прислуга? — слышу ехидный женский голос отдаленно.

— Домработница, — отзывается Лев Сергеевич. — И это не твое дело, Кристи. Давай, отсоси мне.

Боже…

Боже!

Я лечу вверх, спотыкаясь на мраморных ступеньках. Щеки горят огнем от стыда и страха.

Я даже думать не хочу о том, что теперь со мной будет.

Попила, блин, водички.

Влетаю в свою комнату на негнущихся окаменевших ногах.

Прислоняюсь спиной к закрытой двери. Тяжело и судорожно дышу, закрыв глаза. Пальцы прошибает крупной дрожью.

Мало того, что я нарушила этот дурацкий запрет, так еще и застыла там, в пролете между лестницами.

И засмотрелась на член Льва Сергеевича! А он ведь видел, куда я смотрю своим пристальным, загипнотизированным взглядом.

Царапаю ногтями дверь за моей спиной и губу кусаю до крови.

Вот же приспичило меня попить! Вот же дурочка!

Я и вчера ночью видела его с женщиной. Только вчера я осталась незамеченной. А сейчас… вот так глупо…

Я еще и воду там разлила. И стакан, наверно, разбила.

Теперь меня точно ждет увольнение. А может, что-то похуже…

Ночью я глаз сомкнуть не могу. Сижу на краю кровати и наблюдаю, как легкий ветерок колышет тюль.

С улицы пахнет хвойной свежестью и дождем.

Сегодня беспокойно не только мне. До слуха то и дело доносится лай зловещих доберманов.

Я прикрываю веки устало. Прохладно становится, и я глажу свои плечи, разгоняя мурашки. М-да…

Мечтала, что все у меня будет хорошо.

Что мама адекватно воспримет мое стремление работать и помогать ей со Степой. Столько кредитов…

Да, разные фонды по сбору денег помогают собрать суммы на операции, но после каждой операции нужна дорогостоящая реабилитация.

Мама пробовала как-то собирать через социальные сети, просила у знакомых… кто сколько сможет. Но этих денег всегда было мало.

Мы жили в нищете и в страхе, что однажды Степе снова потребуется помощь врачей, а у нас попросту не будет нужной суммы. Кредиты уже не одобрят, люди больше не захотят нам помочь, фонды тоже откажут.

Чувствую, как горячая слеза катится по правой щеке. Быстро вытираю ее и шмыгаю носом.