Шрифт:
— Доброй ночи, Леонид Ильич. Простите, что разбудил.
— Серёжа, ты, что ли? — голос генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза потеплел.
— Он самый. Ещё раз прошу прощения за поздний звонок.
— Ну, ты же, небось, не просто так звонишь? Погоди, я в кабинет перейду.
Я прямо-таки видел, как Леонид Ильич встаёт с кровати, суёт ноги в тапочки и, подхватив телефон, шлёпает в кабинет. Можно переключить вызов на аппарат в кабинете, но он не умеет этого делать, ему проще так.
Чиркнула спичка. Ага, закурил свою любимую «Новость». Нет, не бросит он курить. Ну и ладно, неволить не стану.
— Слушаю тебя, — голос бодрый, проснувшийся.
— Звоню из Пуэрто-Рико, Леонид Ильич, из обсерватории в Аресибо. У меня сразу две новости и обе сногсшибательные. Или даже сногосшибающие. Так что вы лучше сядьте.
— Да сижу я, сижу. Нашёл дурака. Сногосшибающие в хорошем смысле или плохом?
— Это как посмотреть. Но лично я думаю, всё-таки, в хорошем.
— Давай, выкладывай.
И я выложил. Сначала про дельфинов, а потом, на закуску, про гарадский звездолёт «Горное эхо», сидящий на Каллисто.
— Это мой звездолёт, Леонид Ильич. В том смысле, что я им должен был управлять. Инженер-пилот Кемрар Гели.
— И он же советский мальчик Серёжа Ермолов, — сказал Брежнев.
— Так получилось. Я не виноват.
— Тебя никто ни в чём и не винит. Пока.
— Что значит — пока?
— А то и значит. Говоришь, на гарадском ответил?
— На гарадском.
— Как товарищам это объяснил и американцам, сотрудникам обсерватории?
— Объяснил, как есть.
— И что, поверили?
— У них есть выбор? — ответил я вопросом на вопрос.
— Нет. Но жди, что тебя объявят гарадским шпионом. Не мы. Но такие обязательно найдутся. Особенно среди твоих друзей-американцев.
— Леонид Ильич, я советский человек.
— Знаю. Ладно, когда начнётся, тогда и думать будем, а пока…Значит, так. Назначаю тебя полпредом Советского Союза в общении с гарадцами. Кому как не тебе. Постарайся, чтобы они прилетели на нашу территорию. Это важно. И вот ещё что… Пусть Фидель подождёт с подарком. Надо, чтобы гравилёт у вас под рукой был, пока вы там, в обсерватории этой… ладно, сам ему позвоню. Эх, мало охраны. Говорил я!
— Всё нормально будет, Леонид Ильич, — заверил я. — Подключу свои сверхспособности, если что.
— Подключай. Возможны провокации, и вы должны иметь возможность в любой момент покинуть Пуэрто-Рико.
— Думаю, обойдётся, Леонид Ильич. У нас с американцами сейчас хорошие отношения. Даже отличные, я бы сказал. А как только им станет окончательно ясно, что единственный настоящий посредник в общении с гарадцами это я, будут ещё лучше.
— Это тебе так кажется, плохо ты их знаешь. В лицо улыбаются, а за спиной нож острый держат. Который, воткнут тебе в спину, не задумываясь при малейшей возможности.
— Хорошо я их знаю, Леонид Ильич. Жил с ними и работал. Кусок хлеба и глоток пива делил. Нормальные они ребята, просто выгоду свою упускать не хотят.
— Ладно, бог с ними с американцами. Какие планы насчёт гарадцев? Всё-таки Юпитер и этот… как его… Каллисто — это охренеть, как далеко.
— Думаю, надо, чтобы они перебрались на Луну. И думаю, что так и будет. Тратить полтора часа, чтобы отправить и принять сообщение — это слишком. Они и сами это понимают. А уж с Луны… Шесть секунд туда-назад плюс время на обдумывание. На «Горном эхе» имеется малый планетолёт, способный садится на планеты с атмосферами. Эдакий космокатер. Во всяком случае, планировался при мне такой. Вот его можно использовать для миссии на Землю.
— А почему звездолёт не может сесть? На Байконуре места хватит.
— Звездолёт не предназначен для посадок на планеты с земной силой тяжести и выше. Даже с наличием гравигенераторов. Только в самом крайнем случае. Да и то… Долго рассказывать, Леонид Ильич. И потом, это вопрос безопасности.
— Для нас?
— Для нас тоже, но в основном для гарадцев. Представляете, если с «Горным эхом» на Земле что-нибудь случится?
Брежнев помолчал.
Я молчал вместе с ним.
— Да, — наконец сказал генеральный секретарь. — Ты прав. Пусть остаются на Луне. Но этот… космокатер — только к нам, на Байконур! А ещё лучше — сразу в Подмосковье. Сядет космокатер в Подмосковье?
— Запросто. На том же аэродроме Чкаловский сядет.
— Отлично! Вот туда их и направляй. В конце концов, их единственный соотечественник — советский человек и живёт в Москве.
— Веский аргумент, — усмехнулся я. — Хотя, если я и дельфины правы, то мы все соотечественники, и гарадцы сейчас просто вернулись на прародину.
— Голова кругом, — признался Леонид Ильич. — Дельфины ещё… Ты уверен вообще, что тебе это не приснилось?
— Леонид Ильич!
— Ладно, верю. У нас-то промысел дельфинов запрещён с шестьдесят шестого года, если мне память не изменяет, но есть и другие страны. С ними будем работать.