— Да, — подтвердил я. — Умер Серёжа Ермолов, а воскрес Кемрар Гели в теле Серёжи Ермолова. Который позже осознал, что он одновременно всё-таки и Серёжа Ермолов.

— Две стихии, — сказал Борис Натанович. — Слитые в одну.

— При этом, заметьте, никакой шизофрении, — сказал Аркадий Натанович. — Ты ведь не чувствуешь раздвоения личности?

— Иногда проскальзывает что-то похожее, — признался я. — Но в целом не критично. Я принял случившееся и просто стал жить дальше. А вы бы что сделали?

— Хороший вопрос! — усмехнулся Аркадий Натанович.

— Не знаю, как насчёт раздвоения личности, — заметил Мэттью Нуччи. — А мне хочется себя ущипнуть и покрепче. Убедиться, что не сплю. Что вы там насчёт русской водки говорили, мистер? — обратился он с Аркадию Натановичу. — Не допили вторую бутылку?

— Мэттью, — смущённо шепнул Эрик Хэнкс и даже пихнул радиоинженера локтем.

— Ерунда, — царственно махнул рукой Аркадий Натанович. — Всё нормально. Я сам хотел предложить. Грех не выпить по чуть-чуть за такое событие. Не каждый день человечество встречается с инопланетянами, а один из них, как выясняется, и вовсе среди нас! К тому же, — он подмигнул, — у меня и третья бутылка есть, непочатая.

Водка сняла напряжение и развязала языки. Весьма кстати оказалась и закуска — маленькие бутерброды из чёрного хлеба и шпрот.

— Как знал, что пригодится, — говорил Аркадий Натанович, точно разливая водку по разномастной посуде. — И водка, и чёрный хлеб, и шпроты. Нет-нет, — остановил он Дрейка, который намеревался пригубить из чашки. — Не так! Русская водка — не виски и не бренди, и пьют её совсем по-другому. Смотрите, показываю. Вот так, одним большим глотком сразу всё, — он выпил, аккуратно взял кусочек чёрного хлеба со шпротиной, занюхал, откусил, прожевал, проглотил. — И сразу же закусить — это важно. Ну, смелее.

Американцы выпили. Занюхали. Закусили. Кто-то закашлялся, но в целом всё прошло удачно, и вскоре на лицах расцвели улыбки, а в глазах появился блеск.

— Скажите, мистер… — обратился Нуччи к старшему Стругацкому.

— Аркадий, — напомнил Аркадий Натанович радиоинженеру. — Можете звать меня Аркадий, Мэттью. Это старое русское имя, но греческого происхождения. Означает — житель Аркадии, область такая в Греции. Или попросту «пастух».

— То есть, ковбой, — кивнул радиоинженер. — Так я и думал. Есть в вас что-то от ковбоя.

Стругацкие засмеялись.

— Спасибо, — сказал Аркадий Натанович. — Такого комплимента я ещё в свой жизни не получал.

— Зовите меня Мэт, — сказал Нуччи.

— Так что ты хотел спросить, Мэт? — спросил Аркадий Натанович, разливая по второй.

— А, да. Мне просто чертовски интересно. Вы, русские, всегда берёте с собой водку, хлеб и консервы?

— Не всегда, но часто, — серьёзно ответил Аркадий Натанович. — Если бы у вас, американцев, хотя бы раз за всю историю случилось что-то похожее на блокаду Ленинграда, ты бы не задавал таких вопросов.

— Что такое блокада Ленинграда? — спросил Нуччи.

— Можно я отвечу? — спросил я.

Старший Стругацкий кивнул.

— Во время Второй мировой войны, — сказал я, — погибло около четырёхсот тысяч американцев. Советский Союз же потерял только по официальным данным двадцать миллионов человек, а на самом деле на несколько миллионов больше. Их них порядка миллиона человек, причём гражданских, погибло во время блокады немцами города Ленинграда, которая длилась восемьсот семьдесят два дня. Из этого миллиона только около трёх процентов погибло от бомбёжек и обстрелов.

Я замолчал.

— А остальные? — ожидаемо спросил Нуччи.

— От голода, — сказал Борис Натанович. — Остальные, Мэт, погибли от голода. Поэтому не стоит спрашивать у русского, зачем он возит с собой водку, чёрный хлеб и консервы.

— Простите, — сказал Нуччи. — Я не знал.

— Вы, американцы, не в обиду будет вам сказано, вообще мало интересуетесь тем, что происходит с другими, — сказал я. — Вам интересны только вы сами.

— Зато вы, русские, готовы навязать всему миру свой коммунизм, — парировал радиоинженер.

— Как и вы — демократию, — сказал я. — Причём такую, которой бы управляли вы сами. Но не будем спорить. Я же сказал — не в обиду.

— Давайте лучше выпьем, — сказал Аркадий Натанович. — За взаимопонимание. Как я понимаю, оно в ближайшее время нам ой как понадобится.

[1] Первая поправка к Конституции США гарантирует, среди прочего, свободу прессы.

[2] Не беспокойся, Нэнси, будь счастлива'. Герой предвосхищает название известной песни Бобби Макферрина, вышедшей в нашей реальности в 1988 году.