— До настоящего пятидесятилетнего.

В моем мире пятидесятилетний не отличался от тридцатилетнего, а двадцатилетних превосходит по всем статьям.

К концу второй недели поездки я сам замечал изменения во внешности Ивана. В потухших глазах всё чаще вспыхивает молодой огонь, плечи расправились, с живота ушли последние капли жира, зато грудные мышцы стали выпуклыми, а руки заметно толще.

До Петербурга осталось меньше недели, народ уже заждался, из всех окон торчат головы, хотя смотреть не на что, тайга справа, тайга слева, велика Россия, только и увидишь стадо оленей или медведицу с медвежатками.

Правда, на станциях ожидают бабы с грибами, ягодами и лесными кореньями, ничего особенного, но скучающие пассажиры скупают всё.

Иван старается экономить, я же покупал часто и много, но не потому, что голодаю, не оставляет ощущение, что я в какой-то веселой туристической поездке.

Когда потянулись пригороды Петербурга, Иван тоже высунулся из окна, жадно всматривался в огромное и разномастное скопище домов.

— Сколько же здесь народу, — прошептал он с благоговением.

Я хмыкнул.

— Пригород. В город въедем через полчаса-час.

Он охнул.

— Там народу ещё больше?

— И дома выше, — заверил я.

Он молча покачал головой, в глазах застыло и не покидало их изумление громадностью мира.

А поезд вся тянулся и тянулся, чуточку сбавив ход, дома постепенно вырастали, потянулись просторные склады, а железнодорожные пути начали разветвляться, что ещё больше изумило Ивана.

— Хорошо, — сказал я с удовлетворением и потянулся. — Сейчас гостиницу, ванную и пойдём смотреть город.

Иван сказал осторожно:

— Ваша милость, может, лучше на постоялом дворе?

Я ответил мирно:

— Да хоть при трактире, могу и в конюшне спать на свежем сене… Но мы в столице, чуешь? Потому просто обязаны остановиться в приличной гостинице.

Он охнул.

— Да ещё приличной? Это же сколько денег надо?

— Узнаем, — ответил я беспечно. — За спрос не бьют в нос. У нас ещё малость осталось?

Он вздохнул.

— Надолго ли? Москва денежки любит.

— Это не Москва, — уточнил я, подумал, уточнил снова, — А Петербург любит большие денежки.

— Ну вот, — сказал он безнадежным голосом.

Поезд наконец въехал, как я понял, на территорию вокзала, я не поверил глазам, слева появился и потащился вдоль вагонов, замедляя ход, настоящий перрон!

Цивилизация бьет ключом, мелькнула мысль. Перроны по стране стали строить только в конце Советской власти. Хотя да, столица есть столица, там всё появляется раньше.

Голому собраться — только подпоясаться, мы с Иваном подхватили по мешку и в числе первых вышли из вагона. Иван выглядит ошалевшим при виде массы людей, толкотни, гомона, я уверенно повел его к выходу, а там, минуя здание вокзала, похожего на дворец турецкого султана, вышли на привокзальную площадь.

Там он снова охнул, глаза округлились, ни одной хатки или домика, а только громадные каменные здания в три-четыре этажа, широкая вымощенная камнем улица, между проезжей частью и домами проложены тротуары, вымощенные плиткой, от проезжей части отделяет барьер невысоких камней, переступить их легко, а вот испуганная лошадь не затащит повозку, пугая и калеча людей.

Он ухватил меня за рукав.

— Поглядите, барин! Что за…

По улице гордо мчится автомобиль где-то со скоростью десять километров в час, с виду та же карета, только без лошадей, а на облучке, где обычно сидит кучер с кнутом в одной руке и вожжами в другой, теперь мужик в ливрее держится обеими ладонями за тележное колесо, насаженное на толстый вал, другой конец скрывается внизу в огромном железном ящике.

Автомобиль пронесся мимо, грохоча, гремя и рассыпая искры, лошади пугались и пытались выдернуть из рук извозчиков вожжи, народ вяло ругался на дьявольские игрушки, но видно, уже привыкли.

— Самобеглая коляска, — сообщил я. — Интересно, на дровах, на мазуте или уже на бензине… Прогресс, Иван!.. Когда-то и себе такую купим! Будешь ездить…

Он сплюнул, торопливо перекрестился.

— И попасть за это в пекло?

— Пойдем отыщем гостиницу, — сказал я.

Он пугливо огляделся по сторонам.

— Может, всё же на постоялый двор?

— Иван, — сказал я с укором. — Пелагея Осиповна говорила, ты служил в императорской армии?

Он сказал со вздохом:

— И служил, и повоевал… Но в столице никогда не был. Россия велика… Такого никогда не видел!

В нашу сторону уже оглядывались свободные извозчики, большинство приехавших встречали собственные экипажи, я не успел сделать шаг, как один соскочил с козел и, поклонившись, сказал учтиво:

— Куда господа изволят?

— В приличную гостиницу, — сказал я, — но не на другой конец города, знаю вас. Во сколько обойдется?