– Что у тебя богатое воображение, – фыркнул Змеёныш. – И только.

– А вот это ты тоже не видишь? – она свою протянула ладонь.

Тут и стекла никакого не надо. Знак в самом центре ладони обведён аккуратной татуировкой. Зелёная тонкая нить ярко подчёркивала его суть. Факультет магов природных стихий.

После магической инициации вокруг этой звезды будет поставлена золотая печать принадлежности к силе. Или серебряная. Или аспидная. Или не будет…

– Ах да, прости, – вдруг разозлившись, Ева решительно разомкнула сцепление рук. – Мы же все тут косплейщики, точно. И когда ты домой собираешься?

Змеёныш, чём-то похожий на нагадившего в хозяйские тапки кота, сидел с круглыми от изумления глазами. Тот же вид напряжённый и смиренное ожидание неминуемого наказания помноженные на готовность сбежать, задрав хвост.

– Мы что с тобой… – родственники? – выдавил он, наконец. – Жесть… Кажется, это мне теперь уже надо выпить.

Ева согнулась от смеха, буквально свалившись под стол.

«Отца нет – полсироты, матери нет – круглый сирота» Народная мудрость

– Ах! – с огромным трудом выдавила нечто членораздельное. – Мы все в чем-то родственники, Змеёныш. От Адама и… кхм… да. Евы.

– Снова бабы во всём виноваты… – он пытался в ответ ухмыльнуться, получилось и жалко, и криво. – Может… Всё-таки объяснишь?

Пришлось… Практически от Адама, синопсисом, так сказать. И спустя полчаса Ева с удивлением вдруг заметила, что Илья оказался внимательным слушателем. Умным, серьёзным, тактичным. Вопросы дурацкие не задавал, уточнял исключительно только по делу. Она и сама так увлеклась этой маленькой лекцией, что притащила из комнаты конспекты по расоведенью.

В пухлом чреве потрёпанной старой тетради таились листочки с набросками и эскизами, сделанными на практике в музее Этнографии. Да-да! И нечего так удивляться, именно там, в легендарной Кунсткамере, в закрытой части специальной экспозиции, доступной лишь для иных.

Поверил ли ей Змеёныш? Время от времени парень, нервно почёсывая ладонь, с явным сомнением разглядывал крохотную пентаграмму, ставшую символом новых его неприятностей.

– Понимаешь… – Ева осторожно вернулась к началу беседы, решив, что Змеёныш уже подготовлен к её продолжению. – Есть нежить, которой нельзя размножаться обычным путём. Потому и зовёмся мы нежитью.

– Мы? – он очень правильно вычленил нужное слово.

– У меня нет родителей, – Ева вздохнула. – Скажем так: я их не знаю.

Не хотелось ей поднимать эту тему. Разговор по душам с незнакомым мальчишкой? Увольте. Но… Этот год они вынуждены провести будут рядом, бок о бок. И в её интересах… Да что уж там. За последние дни этот парень ей внезапно стал ближе всех разом друзей и подруг. Пашка не в счёт. Света тоже. Просто так получилось.

Змеёныш… Беседуя с ним, Ева исподволь и осторожно разглядывала парнишку. Он хмурился, тихо шипел, длинными пальцами сосредоточенно убирал со лба непослушные светлые пряди волос. Надо бы подарить ему ободок, свой Змеёныш куда-то посеял. Волнуясь, он нервно и быстро облизывал губы, а потом ещё щурился, бросая быстрые взгляды из-под ресниц, по-девичьи длинных, пушистых и светлых.

Илья двигался завораживающе-плавно и медленно, словно лениво. Но в обманчивой грации этих движений таилась грозная, хищная сила. Вот он медленно потянулся за выпавшей из тетради страницей и молниеносным броском поймал её на лету. Вот голову наклонил, сдержанно улыбаясь и быстро опять облизнул красивые, яркие губы.

Илье было приятно рассказывать. Он внимательно слушал и, самое главное, слышал.

– Поделишься? – попросил очень тихо. – Я хотел бы узнать. Но… если тебе это больно, не надо.

Ева зачем-то кивнула, задумавшись. Тихо вздохнула. Больно? Конечно. Но боль эта стала давно частью Евы. Как густые и длинные волосы, как светлый цвет кожи.

– Такие… случайные связи раньше случались очень редко, – пряча глаза, Ева голову наклонила. Ловить на себе пристальный и понимающий взгляд Змеёныша было неловко. Как будто она виновата во всех его бедах… – Законы чистоты крови соблюдались веками, тысячелетиями. Нарушать их себе позволяли лишь высшие и бессмертные. И не кривись так, нет в этом никакого расизма и дискриминации населения, брось. Вопрос выживания вида.

Илья послушно нарисовал на лице вежливую улыбку. Придурок.

– В этом был смысл! – продолжила Ева сердито. – Мы не бессмертны. И те, кто ходит по самому краю между Сумерками и реальностью, между явью и навью, между жизнью и смертью, не могут потомству дать настоящую, чистую жизнь. Их детишки рождались уже мертвецами. А если нет…

– То новорождённых подбрасывали простым смертным, – еле слышно добавил Змеёныш. – Я это где-то читал. В детской сказке.

Сказал и смутился зачем-то. Конечно, разве может он, Илья Змеев, читать какие-то глупые детские сказки? Эта мысль Еву вдруг окончательно разозлила.