— Давай помогу, — с этими словами Рихард развернул ее к себе спиной и завязал на ее талии лямки белоснежного фартука. Но от себя не отпустил — его ладони скользнули на ее плечи, и он прижал ее крепко к своему телу. — Посмотри на меня, Ленхен… посмотри на меня…

Лена с трудом перевела взгляд в отражении зеркала, перед которым они стояли сейчас в спальне, с ненавистных крестов его наград на его лицо. Но все равно видела то, что не хотелось бы. Серо-голубой мундир с символами рейха и белый фартук служанки. Прежние роли, которые позабылись за пеленой нежности последних дней.

— В верхнем ящике бюро я оставил письмо для дяди. Ты легко найдешь его. Я хочу, чтобы ты отдала его, если что-нибудь случится.

От страшного смысла слов Рихарда по телу Лены прошла легкая волна дрожи, которая, пробежав от кончиков пальцев до самого сердца, посеяла в том панику и страх. До этого момента Лена старательно гнала от себя мысли, что Рихард может не вернуться, не думала об этом, решив, что сделает это после.

— Я хочу, чтобы ты ждала меня, Ленхен, — прошептал он отчаянно, сжимая руки еще крепче. — Я знаю, что не имею права просить тебя о том, чтобы ты желала мне удачи, и я не буду делать этого. Но я хочу, чтобы ты ждала меня, моя лесная фея… Хочу возвращаться ради тебя из каждого вылета. К тебе.

Было странным ощущать в тот момент такие двойственные чувства — радость из-за признания Рихарда и горечь вперемешку со злостью при понимании, что он будет убивать на ее родной земле. Поэтому Лена ничего не сказала в ответ. Просто смотрела на него в отражении зеркала, стараясь не выдать своих чувств сейчас.

— Я знаю, что каждая моя победа будет отдалять меня от тебя. Но я не могу по-другому, ты же знаешь. Это мой долг. Я солдат своей страны. И я надеюсь, что ты все же найдешь в себе силы понять и принять это.

Лена снова промолчала. Что она могла сказать в ответ на эти бескомпромиссные слова? Только то, что она тоже не отказывается от своего долга — помогать своей стране, чем только возможно, чтобы приблизить победу над нацистами. И что ей тоже остается только надеяться, что он найдет в себе силы принять и понять ее решение. Она могла бы это сказать. Но понимала, что это вызовет ненужные подозрения и разговоры. А разве они были нужны сейчас? И разве могла она ему доверять настолько, что открыто заявлять о подобном?

Рихард вдруг резко развернул ее к себе лицом и поцеловал жестко и чуть грубо, прижимая ее к себе с силой. Теперь между ними не осталось прежней нежности. Между ними было только отчаяние от безвыходности их положения и безнадежности их чувств. Оба понимали, что это были их последние минуты. С этого времени и до момента отъезда, когда его черный «опель» покинет Розенбург, они больше не имели шанса на мимолетное прикосновение.

Расстаться было невыносимо тяжело. Лена видела, что и ему тяжело дается это прощание — отпустить ее из своих рук и отступить на пару шагов от нее. Даже руки заложил за спину, чтобы не коснуться снова. И Лена не могла не подумать о том, насколько типична для нациста сейчас его поза. Наверное, это и облегчило ей самой уход из комнат Рихарда, где последние часы она была так счастлива.

Почему война не может прекратиться вот прямо сейчас?

Самое горячее желание, за осуществление которого Лена была готова отдать так много. Чтобы наконец-то все закончилось. Но не победой нацистов, в которой немцы были до сих пор твердо уверены, а победой советской армии. Прямо сейчас… пока Рихард все еще здесь в Германии, пока только собирается уезжать и наблюдает рассеянно со стороны, как Войтек в последний раз переставляет чемоданы в багажнике «опеля». Баронесса еще не спускалась, и слуги зябко ежились под порывами холодного ветра, с надеждой поглядывая на дверь. Строгая Биргит не разрешила никому набросить пальто, только вязаные кофты, и теперь девушки переминались с ногу на ногу, мысленно ругая хозяйку за промедление. Но только не Лена. Несмотря на пронизывающий до костей ветер, она так и стояла на ступенях крыльца, украдкой поглядывая на Рихарда. Лишь бы подольше оттянуть момент расставания.

Но вот на крыльцо Розенбурга наконец выпорхнула баронесса, стуча каблучками ботинок и кутаясь в меховое пальто. На слуг она взглянула мельком. Торопливо проговорила последние наставления Биргит и попрощалась с ней до Пасхи. Остальных она удостоила коротким кивком и поспешила сесть в автомобиль.

Вот и все. Лене стоило огромных усилий удержать на лице маску бесстрастности, когда Рихард захлопнул дверцу со стороны матери.

— Довольно церемоний, Биргит, пусть все возвращаются в дом, — быстро проговорил он экономке, касаясь мимоходом ее плеча.

— Пусть хранит вас Бог, мой господин Ритци! — прошептала Биргит в ответ. Лена с удивлением расслышала вдруг нотки слез в голосе суровой немки. Рихард кивнул ей благодарно и улыбнулся уголками губ, прежде чем обойти «опель» и шагнуть к дверце со стороны водителя. На какое-то мгновение Лену вдруг охватила паника, природу которой она позднее не смогла объяснить самой себе. Он не взглянул ни разу на нее за последние минуты. Выглядел таким отстраненным и равнодушным, что она даже стала думать о том, не приснились ли ей последние дни и ночи, не придумала ли она себе все сама.