Шрифт:
Если я не вчерашний, не зряшний, Ты, который стоишь предо мной, Если ты виночерпий и чашник, Дай мне силу без пены пустой Выпить здравье кружащейся башни, Рукопашной лазури шальной.
Голубятни, черноты, скворешни, Самых синих теней образцы, Лед весенний, лед высший, лед вешний, Облака - обаянья борцы Тише: тучу ведут под уздцы!
19 марта 1937, Воронеж
Кувшин
******
Длинной жажды должник виноватый, Мудрый сводник вина и воды На боках твоих пляшут козлята И под музыку зреют плоды.
Флейты свищут, клевещут и злятся, Что беда на твоем ободу Черно-красном - и некому взяться За тебя, чтоб поправить беду.
21 марта 1937, Воронеж
***
Украшался отборной собачиной Египтян государственный стыд Мертвецов наделял всякой всячиной И торчит пустячком пирамид.
Ладил с готикой, жил озоруючи И плевал на паучьи права Наглый школьник и ангел ворующий Несравненный Виллон Франсуа.
Март 1937, Воронеж
90
***
Гончарами велик остров синий Крит веселый. Запекся их дар B землю звонкую. Слышишь дельфиний Плавников их подземный удар. Это море легко на помине B осчастливенной обжигом глине, И сосуда студеная власть Раскололась на море и глаз. Ты отдай мне мое, остров синий, Крит летучий, отдай мне мой труд, И сосцами текучей богини Напои обожженный сосуд. Это было и пелось, синея, Много задолго до одиссея, До того, как еду и питье Называли "моя" и "мое". Выздоравливай же, излучайся, Волоокого неба звезда, И летучая рыба-случайность, И вода, говорящая "да".
1937, Воронеж
***
О, как же я хочу, Нечуемый никем, Лететь вослед лучу, Где нет меня совсем! А ты в кругу лучись,Другого счастья нет, И у звезды учись Тому, что значит свет. Он только тем и луч, Он только тем и свет, Что шепотом могуч И лепетом согрет. И я тебе хочу Сказать, что я шепчу, Что шепотом лучу Тебя, дитя, вручу.
27 марта 1937, Воронеж
91
Стихи о неизвестном солдате.
****************************
(1) Этот воздух пусть будет свидетелем Дальнобойное сердце его И в землянках всеядный и деятельный Океан без окна, вещество.
До чего эти звезды изветливы: Все им нужно глядеть - для чего? В осужденье судьи и свидетеля, В океан без окна вещество.
Помнит дождь, неприветливый сеятель, Безымянная манна его, Как лесистые крестики метили Океан или клин боевой.
Будут люди холодные, хилые Убивать, голодать, холодать, И в своей знаменитой могиле Неизвестный положен солдат.
Научи меня, ласточка хилая, Разучившаяся летать, Как мне с этой воздушной могилою Без руля и крыла совладать,
И за Лермонтова Михаила Я отдам тебе строгий отчет, Как сутулого учит могила И воздушная яма влечет.
(2) Шевелящимися виноградинами Угрожают нам эти миры, И висят городами украденными, Золотыми обмолвками, ябедами Ядовитого холода ягодами Растяжимых созвездий шатры Золотые созвездий миры.
(3) Сквозь эфир десятичноозначенный Свет размолотых в луч скоростей Начинает число опрозраченный. Светлой болью и молью нулей.
А за полем полей поле новое Треугольным летит журавлем Весть летит светлопыльной дорогою И от битвы вчерашней светло.
92
Весть летит светопыльной дорогою Я не Лейпциг, не Ватерлоо, Я не битва народов. Я - новое, От меня будет свету светло.
В глубине черномраморной устрицы Аустерлица погас огонек Средиземная ласточка щурится, Вязнет чумный Египта песок.
(4) Аравийское месиво, крошево, Свет размолотых в луч скоростей И своими косыми подошвами Луч стоит на сетчатке моей. Миллионы убитых задешево Притоптали траву в пустоте, Доброй ночи, всего им хорошего От лица земляных крепостей. Неподкупное небо окопное, Небо крупных оконных смертей, За тобой - от тебя - целокупное Я губами несусь в темноте. За воронки, за насыпи, осыпи По которым он медлил и мглил, Развороченный - пасмурный, оспенный И приниженный гений могил.
(5) Хорошо умирает пехота, И поет хорошо хор ночной Над улыбкой приплюснутой швейка, И над птичьим копьем Дон-Кихота, И над рыцарской птичьей плюсной. И дружит с человеком калека: Им обоим найдется работа. И стучит по околицам века Костылей деревянных семейка Эй, товарищество - шар земной!
(6) Для того ль должен череп развиться Во весь лоб - от виска до виска, Чтоб его дорогие глазницы Не могли не вливаться в войска. Развивается череп от жизни Во весь лоб - от виска до виска, Чистотой своих швов он дразнит себя, Понимающим куполом яснится, Мыслью пенится, сам себе снится Чаша чаше, отчизна - отчизне, Звездным рубчиком шитый чепец, Чепчик счастья - шекспира отец.
93
(7) Ясность ясеневая и зоркость яворовая Чуть-чуть красная мчится в свой дом, Словно обмороками затоваривая Оба неба с их тусклым огнем. Нам союзно лишь то, что избыточно, Впереди - не провал, а промер, И бороться за воздух прожиточный Это слава другим не в пример.
И сознанье свое затоваривая Полуобморочным бытием, Я ль без выбора пью это варево, Свою голову ем под огнем?
Для того ль заготовлена тара Обаянья в пространстве пустом, Чтобы белые звезды обратно Чуть-чуть красные мчались в свой дом?