Шрифт:
— Куда ведут?
Рома поворачивается к следам.
Следов нет, снег ровный. Крови тоже нет. Поднимается ветер, сосны шумят, будто смеются.
Он откашливается, вытирает глаза тыльной стороной рукавицы. Некрасиво вышло. Но он же точно видел…
— Отбой, — говорит наконец. — Показалось.
Рация тихо матерится, дядя тоже говорит отбой и велит пить таблетки по утрам.
Рома спускается к исходной точке. У него вдруг разом кончился заряд. Пусть дядя ищет себе другого клоуна, а с него хватит. Курить хочется адски, Рома пятый день без сигарет.
Телефон в кармане жужжит — сообщение от Ники. Сообщение содержит фото. Подумав, Рома все-таки стаскивает рукавицу зубами, открывает мессенджер, и в животе змеей скручивается холод.
Он увеличивает фото, еле сдерживается, чтобы не попросить Нику снять лицо трупа поближе. Может, ему снова просто кажется, а Нике там находиться небезопасно. Он хочет и не хочет знать одновременно.
Не трогай ничего, он пишет. Выходи, жди в ближайшем кафе, напиши, в каком будешь. Я выезжаю.
Подумав, он пересылает сообщение Китаеву. Китаев тут же перезванивает.
— Где она, блять, это дерьмо нашла?
выдох второй
Ника поступила, как и было велено: нашла ближайшее кафе — душную пиццерию «О соле мио» с пластиковыми столами и стульями. Заказала только черный чай, расплескала его, не донеся чашку до рта, поставила обратно. Положила руки на стол и тут же убрала их на колени — как будто руки на столе могли вызвать мертвую девушку Нике в компанию. Как будто Ника могла залить собственной кровью ребристый белый пластик. По телевизору над барной стойкой шел футбольный матч. Его прервали на рекламу, и заиграло: папа может. Затылок пронзила боль, и на мгновение вместо лица бородатого мужчины, нарезавшего в рекламе колбасу, почудилось лицо отца.
Через час, когда за окном пиццерии успело стемнеть, приехал Рома, Китаев и еще двое незнакомых Нике мужчин — видимо, помощники Китаева. Вместе они пошли к заброшке. Рома был как на иголках. Китаев велел ему стоять внизу, с Никой, и почему-то он послушался.
Иди с ними, сказала Ника. Вдруг это она? Ты же хотел узнать.
Но Рома мотнул головой и молча курил одну за одной. Среагировал лишь на сообщение от Андрея — заглянул через Никино плечо, когда она писала ответ.
— Что ему надо? Набрать ему, сказать, чтобы отвалил?
Ника убрала телефон в карман.
— Нет. У него друг есть, может помочь.
— С чем? — спросил Рома, но Ника отмолчалась.
Теперь они сидят на кухне у мамы и Китаева. Все, кроме мамы, курят. Маме Китаев налил коньяку, сам выпил водки. Ника пьет чай. Рома смотрит в кафель над раковиной, будто считает плитки. Закипает мясо с подливой в кастрюле.
— Я понимаю, — говорит мама. А когда она говорит таким тоном и касается Никиной руки вот так, то понимает она единственное: Ника снова обострилась. — Я понимаю, но послушай, это просто самоубийства.
— Да, но почему они именно так поступили? Помнишь, как было?
— Тебе кажется. Да, места примерно те же, но самоубийцы в принципе похожи, и способов себя убить не так уж много, если подумать.
— Я думаю, их кто-то убеждает сделать это. И кто-то шлет письма мне.
Мама явно не верит.
— Это наверняка те, кто нам звонил тогда, — повторяет Ника. — Они до сих пор меня преследуют, ты знаешь, мама?
— Я знаю, — отвечает мама ласково. — Но они ничего тебе не сделают.
— Как ты можешь быть в этом уверена?
Мама пожимает плечами.
— Ну я же живу в этом городе, и ничего.
Вот и Нике интересно, как так получилось, что мама спокойно ходит по улицам. С отцовскими связями и связями Китаева, похоже, можно все. Белая кость Староалтайска.
Головная боль приходит незаметно, наползает, как тень на солнечный склон. Тихо пульсирует, заполняет череп непроглядным едким дымом.
— Плохие души сами себя топят, понимаешь? — говорит ей мама. — Для этого им не нужен другой человек. Я знаю, это тяжело принять, но, милая, ты не виновата в том, что сделали с собой те девушки.
Рома возражает — правда же слишком много совпадений. Китаев тихо велит ему не лезть.
— Совпадений с чем? — спрашивает мама. — Простите, но это же просто спам. Я не хочу ничего сказать, но… — Она тянется через стол и берет Нику за руку, морщится, касаясь перчатки. — Ника, дорогая, я понимаю, ты соскучилась по старой квартире и хотела ее проведать…
Ника качает головой — ничего она не хотела, век бы не видела. По маме она соскучилась, это да, но не более того.
— …а там самоубийца. Может быть, тоже поклонница отца. Тебе нельзя ходить по таким местам, только ворошишь старое. Это плохо сказывается на твоем здоровье. Ты пьешь таблетки?