Шрифт:
Одна тетка — высокая, в узком пуховике, похожем на трубу, — строго отчитывает мать, грозит ей пальцем, говорит, что матери повезло, что она непосвященная. А то получила бы от Виталия Андреевича, говорит тетка. Ритуалу мешать нельзя.
Мать растерянно приоткрывает рот, говорит, вы понимаете, горе, дочка пропала, ищем. Рома велит тетке следить за языком и отчитывать своих детей, если те еще не убежали, а тетка только рада поскандалить. Ника их слушает, переводя взгляд с тетки на мать, с матери на Рому, с Ромы на тетку. Затем трогает тетку за плечо, отчего та вздрагивает.
— А где найти Виталия Андреевича? — спрашивает Ника.
— Еще одна. Тебе зачем? Там где-то, в зале, сходи сама да посмотри.
Ника с пониманием кивает.
— Обряды вам не очень помогают, да? И не помогут, — она указывает за теткину спину. — За вами же дух ходит. Говорит, вы ему должны.
Тетка оборачивается. За плечом, разумеется, нет никакого духа, лишь посетители и гардеробщицы в поту, с чужими куртками в руках. Но тетка все равно вздрагивает, будто узнала кого-то в той толпе, уходит. Ника безмятежно провожает ее взглядом.
— У отца научилась людей пугать? — спрашивает Рома.
— Вот это было грубо, — Ника поднимает брови. — Я что плохого сделала сейчас?
— Вдруг у нее теперь инфаркт будет?
— Значит, все-таки есть совесть у человека. Почему ты не говорил мне о Свете?
— Потому что это не твое дело.
Ника задумчиво кивает, садится на освободившуюся лавку у раздевалки, закидывает ногу на ногу, что-то читает в телефоне, проматывая страницы пальцем. Зал выпускает все больше людей, они скапливаются у гардероба, как в мембране фильтра, затем выходят в снежный сумрак, бегут дальше по своим делам. Выходит и смуглый человек в костюме шамана, тот самый, со сцены. В жестком искусственном свете он выглядит старше. Заметив Нику и Рому, он спешит к ним, звеня бубенцами, — наверное, тот самый Виталий Андреевич. Рома готовится защищать мать, но шаман обращается к Нике.
— Эй, тебе сюда нельзя. Вставай и уходи отсюда.
— Не «эй», а Лариса Анатольевна, — отзывается Ника, даже не собираясь вставать.
Мать тем временем хватает шамана за рукав, сует ему под нос фото Светки — скажите, вы видели ее, вы видели? Он отмахивается, раздраженно сбрасывает руку, снова пытается выгнать Нику, указывает ей на выход. Ника не шевелится, рассматривает шамана пристально, как рассматривала людей в зале.
— Мне можно куда угодно. А вам задали вопрос, — тихо, но внятно говорит она. Кивает на Светкино фото. — Девушку ищут. Не видели?
Шаман игнорирует вопрос, продолжает Нику выгонять, Рома его оттесняет, вокруг собираются люди. Ника наконец поднимается, застегивает пуховик и все-таки выходит.
— Не любит журналистов, — она поясняет матери уже на улице, пряча нос в шарф.
За ними торопится патлатый и тощий тип, набрасывая на ходу осеннее пальто. Впалые темные глаза блестят, и Рома сжимает кулаки, хочет втащить, хотя бы превентивно. Какой-то нескончаемый дурдом, зря он согласился взять Нику.
Тип окликает ее, за что-то сбивчиво извиняется. Послушай, я не хотел, повторяет он, но Ника отворачивается, делает вид, будто его не знает. Тип, поджав губы, уходит, но недалеко — встает поодаль у черной «камри».
— Это кто? — спрашивает Рома.
Ника закуривает — чиркает зажигалка, лицо на миг озаряется желтым — и пожимает плечами.
— Чувак из «Сияния». Не знала, что он все еще проводит семинары. Думала, их всех пересажали.
Рома на миг подвисает, сопоставляя ряженого из ДК и жуткую историю «Сияния».
— Я про него, — подбородком он указывает на патлатого типа. Тот стоит у машины, пялится на Нику печальными воловьими глазами.
— А, это. Это друг детства.
Друзей из такого детства надо отстреливать на подлете, так Рома для себя решил.
— И за что он извинялся?
— Да кто ж его поймет, — Ника пожимает плечами. Все она знает, но молчит, и Рома, обозлившись, топает к типу.
— Только попробуй толкать ей свою хрень, — говорит он. — Только попробуй. Я за тобой слежу.
— Какую хрень?
— Любую! Мет, меф, траву, кокос, пиздеж про высшие силы и душу.
Рома напирает. Они одного роста, но Роме достаточно плюнуть, чтобы переломить патлатого типа пополам. А переломить хочется, выпытать все о его кентах-сектантах.
— Я и не думал. Я даже не пью, — отвечает тип и протягивает руку. — Меня Андрей зовут, а вас?
Рома его руку игнорирует, разворачивается, возвращается к матери с Никой.
— Ну, герой, — говорит Ника и садится в машину.
— Как ты ее встретил? — громким шепотом спрашивает мать, когда Ника захлопывает дверь. — «Московский комсомолец»!
— Не «Московский комсомолец», мама, — цедит Рома сквозь зубы. — Это дочка Марии Леонидовны.
Глаза матери округляются.
— Та самая?