– Господи, всё так, как я и говорила! Он тебя совсем испортил!

Глава 42

Юля

Положение каждой фигуры на нашей извращенной шахматной доске выглядит шатким. В частности и мое – белой пешки в черном плаще. И пусть кажется, что надежней всего было бы стоять на месте, я все же делаю аккуратные шаги.

Лизу наконец-то выписывают.

Положительная динамика в состоянии подруги видна невооруженным глазом. Я тоже понемногу возвращаюсь к жизни. К работе в суде. К парам. Мы заново привыкаем к подзабытой манере дружеского общения, но слишком острые темы не поднимаем.

Сегодня подруга просыпается в палате, как мы все очень надеемся, в последний раз.

Отец привозит ее одежду и даже косметичку. Смолиной просто нужно спуститься к парковке и сесть в машину, но даже для этого приходится ждать, пока она приведет себя в порядок. Цитируя великих: "чумой она не выйдет". Спорить никто даже не пытается.

Я жду ее в кресле.

Когда выходит и крутится – хвалю.

Сидевшие еще недавно плотно джинсы теперь велики ей в талии. Лиза остро шутит о том, что нервный срыв того стоил и теперь ей можно вести блог о способах экстренного похудения. Я деликатно молчу, что даже для шутки это слишком.

Прочитала где-то, что путь к прохождению сложностей – это нормализация темы. В частности, через сарказм и иронию.

Надеюсь, процессом нормализации интересуюсь не только я. Потому что, как бы там ни было, куда более сложный и длинный путь предстоит дочери и отцу.

С ним Лиза до сих пор толком не разговаривает. Исключение: хмурое «благодарю» в ответ на протянутые даже не ей, а мне чехол с одеждой и сумку с косметикой и Дайсоном. Не «спасибочки». Не «папочка». Между ними – Арктика. А я осталась как бы между двух огней. И сколько бы себя ни убеждала, что это не мое дело и не мои проблемы, всё равно проникаюсь.

Лиза очень попросила поехать домой с ней. И даже четкое понимание, что мне этого делать нельзя, не помогло отказать.

Выписываемся мы втроем. Дальше – втроем же поедем к ним.

Слава знает полуправду. Для него Лиза возвращается домой, а ее отец временно съехал. Мне стыдно за ложь, но она кажется меньшим из зол. Я расскажу потом. Приму его реакцию. Даже оправдаться не попытаюсь.

Просто сейчас мне легче двигаться по шахматной доске тихонечко. Меня не интересует ни шах, ни мат. Окружающие тоже замерли, мне кажется.

Руслан Смолин ждет нас с Лизой у машины. Курит, держа пальцы на ручке задней двери. Когда мы достаточно близко – открывает ее. Я чувствую, что Лизу потряхивает. Она все еще в жестком конфликте с отцом. А его я не понимаю. Он вроде старается – машина прогрета, забота читается в действиях, но дистанция между ними кажется непреодолимой.

Он подает дочери руку, Лиза поджимает губы и поднимается на ступеньку высокого джипа без помощи.

Плюхается на сиденье и сразу же двигается вглубь.

– Юль, садись.

Смотрит на меня требовательно и испуганно. Как будто боится, что я брошу ее прямо здесь. Вздыхаю и повторяю ее маршрут. Мне намного противней, но сама от помощи ее отца не отказываюсь.

Мажу взглядом по его лицу. Он кивает мне в знак благодарности. Я не отвечаю.

Сажусь на теплое сиденье и позволяю Лизе оплести мою руку. На плечо опускается ее голова. Я отворачиваюсь к окну. Вздрагиваю, когда водительская дверь захлопывается громче, чем казалось бы уместным. Замкнутое пространство салона тут же до отказа заполняет напряжение, от которого я стараюсь отгородиться.

Это не моя история. Я всего лишь переночую с подругой сегодня. Я готова буду ее поддержать, помочь, да даже приютить. Но роль связующего звена на себя не возьму. Пусть разбираются. У меня своя жизнь.

Как будто напоминая об этом, Слава оживляет мой телефон входящим сообщением.

Экран вспыхивает. Мы с Лизой одновременно смотрим вниз. Читаем тоже вместе.

«Пиши хоть, Юлька»

У меня сердце сжимается. Хочется тут же схватить мобильный и набрать.

Лиза глубоко вздыхает.

– Заботушка какая он у тебя…

Я толком не знаю: это ирония или похвала. Подруга раскрывает свою ладонь на моем колене. Я кладу сверху свою. Переплетаем пальцы. Она сжимает сильно-сильно.

– Напиши ему, чтобы не переживал. Скоро я верну ему его любимую.

Ничего не пишу, конечно же. Только улыбаюсь, смотря на переплетение наших с подругой пальцев.

– Даже не верится, что он так сильно в тебя втюрился, Березина. Думала, просто нравишься…