Только то, что ей в чем-то пусть по-другому, но сложно живется, все равно не оправдывает ее поведения. И не делает нас ближе.

Я стараюсь на нее не смотреть. А вот на Айлин – с радостью.

– Курбан? Нет. Извините.

Она улыбается и отмахивается. А на фоне из динамика ее телефона продолжает доноситься задорная восточная музыка.

– Нечего извиняться, вы и не должны знать. Курбан – это большой праздник для всех мусульман. Я же работаю в крымскотатарском центре. Мы стараемся организовать всегда так, чтобы взрослые могли встретиться, деткам тоже было интересно. Чтобы они привыкали к нашим традициям. Любили их. Сафик обожает выступать…

Когда Айлин говорит о своей работе и семье – ее переполняют эмоции. Я проникаюсь к ней все сильнее и сильнее. И, кажется, тоже получаю свое местечко в сердечке, совершенно искренним:

– Получается великолепно. Можно я еще что-то посмотрю?

Щеки Айлин розовеют. Упругие темные локоны щекочут мое плечо, когда она подается ближе, выходит в папку с смешнючим названием «Кызымки» и передает мне телефон.

Детки на выбранном случайным образом видео – правда очаровательные. Не одногодки, танцуют подчас в разнобой, но настолько мило, что невозможно не улыбаться.

Я пересматриваю видео за видео, отвлекшись только раз. Поднимаю взгляд и слежу, как допив свой ликер крупным глотком, Кристина встает с диванчика и показательно величественно выходит куда-то в холл.

Я соврала бы сказав, что первой в голову не приходит мысль, что она пойдет искать моего Славу. Но осаждаю себя. Напоминаю, что я взрослая, трезвомыслящая, а еще у нас с ним доверие.

– Айсель тоже танцует уже, – я возвращаю телефон Айлин. Она бросает вдогонку, покачивая головой. Я хочу отвлечься от мыслей о Крис и попросить показать и младшую дочь тоже, но не успеваю. Айлин слегка хмурится, а потом сжимает мою руку в своих и кладет на свои колени. – Я вам давно сказать хотела, Юля. Но вы как солнышко – то выйдете, то пропадете…

– Я просто… – Нам со Славой просто пока нельзя постоянно быть вместе. В открытую. Но я даже ей этого сказать не могу. Улыбаюсь.

– Я очень рада, что вы у него есть. И что вы находите решения проблем.

Она смотрит мне в глаза. Я немного теряюсь. Мне кажется, она знает больше, чем я думала. О нас. Обо мне. Даже о Славе.

– Я видела, что ему было плохо, – убеждает меня в том, что не кажется. В грудную клетку прилетает тупой удар. Мне до сих пор очень-очень больно вспоминать, к чему привела наша недосказанность. Я до сих пор чувствую вину.

Я хотела, чтобы ему было плохо. А теперь…

Айлин улыбается. Я в ответ не могу.

– Мужчины… Они не всегда нас понимают без слов. Да даже со словами не всегда. Но вы с ним говорите, Юль. Слава очень восприимчивый. – Айлин улыбается шире. Головой качает, что-то вспомнив. – Он сказал, что с платьем промахнулся. А я еще тогда поняла: милый, ты не с платьем… Ты в чем-то другом…

Во мне поднимается маленькая буря. Мне вдруг хочется с Айлин поделиться всем. Она вызывает безграничное доверие. Еле держусь.

Тоже улыбаюсь. Осознаю, что на глазах выступают слезы. Вдруг. Откуда?

Смаргиваю.

– Там не он промахнулся, Айлин. Но уже все хорошо.

– И платье отличное.

– Да. Платье отличное.

В столовую возвращается громкая Тамара Николаевна. Она, как оказалось во время ужина, искусствовед и заядлый коллекционер. Зовет всех смотреть на свою новую картину. Спорить с ней – не вариант. Не пойти – обидеть. А обижать мы с Айлин никого не хотим.

Только и особой любви к искусству я не испытываю. Разглядывая некоторые картины в маленькой, но наверняка дико дорогой по содержанию приватной коллекции Власовых, я ловлю себя на мысли, что висевшая в кабинете Тарнавского картина – далеко не верх уродства. Но… Может быть мы с судьей просто ни черта не смыслим в искусстве.

Чем дольше его не вижу – тем сильнее скучаю. И волнуюсь тоже.

Под предлогом уборной спускаюсь обратно на первый этаж.

На одной из нижних ступенек сталкиваюсь с чуть ли не единственным присутствующим на мероприятии ровесником.

Родной племянник Тамары Николаевны – Илья Крапивин придерживает меня за талию и улыбается, смотря открыто в лицо.

Я замечала его, конечно. Он милый. Симпатичный. Сдержанный и молчаливый.

Сидел с другой стороны стола рядом со своим отцом – братом Тамары Николаевны.

Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, он не против был бы провести вечер иначе. Здесь ему нудновато. Но какого-то явного протеста в молодом человеке нет. Улыбка и взгляд располагают.

– Сбежали от тети? – Он спрашивает тихо. Я пожимаю плечами и быстро киваю. Не держится за меня дольше, чем нужно. Отпускает. Отступает. Протягивает руку. – Меня Илья зовут.

– Я помню, Илья. Юля. – Вкладываю свои пальцы.

– И я помню, – улыбаюсь.

Не знаю, что за вечер, но я совсем не чувствую опасности. Не особенно концентрируюсь на рисках. Не жду подвоха. Может зря?