Шрифт:
– Пепельница там.
– Я принесу.
Его согласия не жду. Сбрасываю одеяло. Чтобы не обходить кровать – сначала перебрасываю ногу через него. Оседлав – целую в губы. И сбегаю на балкон голышом.
Холодный плитчатый пол обжигает стопы. Я нахожу пепельницу, сигареты с зажигалкой, и возвращаюсь со всем этим уже на носочках.
Ставлю на пол у кровати. Складываю руки в молитвенном жесте и, выражая покорность всех в мире гейш, благодарю господина за возможность ему служить.
– У вас лучшая помощница, ваша честь. Всегда на подхвате. Не сомневайтесь.
Бросаю дерзкий взгляд из-под покорно полуопущенных ресниц. Наслаждаюсь его реакцией. Ему нравится.
– Уговорила. Зарплату повышу.
– Слава!!! – Он ловит меня в свою же ловушку. Я снова забираюсь сверху и бью в грудь. Во второй раз ударить он уже не дает. Перехватывает руки, сжимает запястья и тянет на себя.
Падаю. Всё еще чувствительные соски и ареолы царапают жесткие волоски на мужской груди. Губы щекочет дыхание. Через ткань разделяющего нас одеяло я снова чувствую эрекцию.
– Спасибо, Юля. – Он благодарит серьезно. Я тут же успокаиваюсь. Целую и шепчу искреннее:
— Не за что.
Остаюсь отдыхать на его груди, когда он тянется за сигаретой. Мои глаза закрыты, но я слышу, как щелкает зажигалкой. Чувствую запах дыма.
Мы ведем себя неправильно, это понятно. Не хотелось бы, чтобы спальня пропахлась, но отпустить его даже на балкон кажется мне чем-то ужасным.
Я снова прислушиваюсь к его дыханию, которое теперь еще и покачивает меня на идеальных волнах вздымающейся грудной клетки. Снова не против была бы заснуть, но...
Устала ждать вопроса. И свой не задать не могу.
– Аркадий сказал, что только я создаю вашим врагам чувство контроля. И это бесценно.
Пересказываю, и пытаюсь еще раз осознать, какие чувства испытываю. Гордость? Нет. Ответственность? Пожалуй, да. Огромную.
Первая Славина реакция – молчание. Оно затягивается. Я даже не выдерживаю: приподнимаюсь на ладонях и смотрю в лицо.
Его рука с сигаретой опущена. Невостребованный дымок испепеляет ее до слетающего вниз пепла. Взгляд остекленел. Черты резче, чем когда просто счастлив. Просто улыбается.
Привлекаю его внимание своевольным:
– Дашь мне?
Карие глаза фокусируются на моем лице. Брови немного съезжаются.
– Что?
– Затянуться хочу.
– Ты курила?
Мотаю головой.
– Тогда осторожно. Чуть-чуть.
Я киваю и беру из его рук сигарету. Я правда никогда не курила. Может быть в школе пару затяжек. Уже не помню. А сейчас делаю и кажется, что давлюсь дымом. Отдаю сигарету, закашливаюсь, упираясь лбом в грудь.
– Боже, какая гадость, – отдышавшись, поднимаю голову и качаю ей. Тарнавский мое бесценное мнение, конечно же, игнорирует.
Тянет к своим губам и затягивается куда более продуманно.
– Я же сказал: осторожно.
– Дай еще...
Требую, но он и не думает повторять эксперимент. Качает головой и уводит сигарету обратно к пепельнице. Струшивает.
– Попробовала и хватит.
Его приказная забота одновременно трогает и возмущает. Даже не знаю, что больше. Но я разговариваюсь и оживаю.
– А что от тебя хотела Кристина?
Задав вопрос, получаю моментально переключившийся со стен на мое лицо взгляд. Острота черт мне не показалась. Для него сегодняшний вечер – стресс. И из него еще не вышло.
– Не поверишь, сигарету.
Ты прав, не верю. Не рву контакт взглядов и даже не смаргиваю. Я могу быть до чертиков просветленной, но мне все равно важно знать.
Он это понимает. Вздыхает.
– Ничего важного, Юля. Возможно, видела, что ты смотришь. Вот и решила...
– Возможно.
Слежу за тем, как он снова тянет сигарету к губам. Это уже какая за вечер?
Мне тоже хочется сказать ему "хватит", но дело в том, что мы слушаемся друг друга не во всем.
– Слав... – зову его, переживая нахлынувший как-то вдруг приступ хандры. Он смотрит в ответ спокойно, но ни черта не успокаивающе. Кажется, его просто кроет чаще и держит дольше, чем меня. — Мы справились сегодня?
Он не улыбается, не отмахивается. Не делает вид, что вопрос глупый.
Кивает, но вопреки логике я не испытываю облегчения. Наоборот — тревога растет.
– Скажи, что все будет хорошо. У нас.
Я знаю, что звучу сейчас жалко. Сначала впрячься, а потом просить о таком... Это детство. Кристина посмеялась бы. Аркадий, наверное, усомнился бы в силе моей воли. Эдуард убедился бы, что я — переоценена.