— О господи, это было… думаешь, она ждала его там в тот вечер? В сарае? Готова спорить, она там ждала его, когда кто-то… о черт! — Майк не стал возражать, и я продолжила: — Тогда понятно, почему он нуждается в алиби. Даже когда мы еще не знали, где это случилось… это было так близко к бассейну. Боже, представляешь? Если бы полиция попыталась связать его с этим местом, прямо за бассейном?

Он сказал, так тихо, словно боялся, что нас кто-то услышит:

— Вот поэтому он всегда чувствовал свою ответственность. Они каким-то образом неправильно друг друга поняли. Он думал, что она встретится с ним на матрасах, а она думала, он ждет ее в сарае.

— Так вы все знали, что она была в сарае? Я не… не пойми неправильно, я никого ни в чем не обвиняю, но это было серьезно, что вы не сказали полиции про сарай.

— Мы не знали, что это случилось там.

— Само собой, конечно. Но, если бы полиция заглянула туда, если бы там нашли кровь, это могло бы что-то изменить.

Он кивнул.

— Точно, это могло бы изменить приговор с одного невиновного человека на другого. Я не говорю, что ставлю свободу Робби выше свободы Омара, но мы не можем знать, что еще они бы там усмотрели.

Мне захотелось наорать на него по нескольким причинам. Во-первых, потому, что он явно ставил Робби выше Омара. Во-вторых, его, похоже, не волновало правосудие в отношении Талии, мысль о том, что она не обрела покой и тот, кто расправился с ней, может причинить вред другим людям.

Но я не наорала на него, а вместо этого подложила валик себе под лопатки, расправив плечи и выставив сиськи.

Мне стало интересно, сказал бы Майк о чем-нибудь из этого, если бы его вызвали в суд, — при всех его профессиональных убеждениях, его личной этике. Между прочим, я записывала весь наш разговор на телефон. Я не идиотка.

— Тогда это тем более оправдано — что вы согласовали свои истории. Он был в опасности.

Я проглотила скопившуюся слюну и сказала:

— Даже если Робби пришел на матрасы чуть позже, вы должны были сказать, что он был с вами с самого начала, так ведь? А то бы они стали что-нибудь вынюхивать. Еще бы повесили это на него.

Я ожидала, что Майк насторожится, но он только пожал плечами.

— Ну, он был с нами.

— Ты помнишь, как шел с ним?

— После стольких лет, как тебе сказать… Но он на фотках с самого начала. Это сто процентов.

— А, точно, — сказала я. — Он на самой первой. Зная его, сам же, наверно, и предложил устроить фотосессию.

— Точно. Если бы мы были современными подростками, он был бы королем «Инстаграма». [82] Он всегда хотел, чтобы всем запомнилось, как они веселились.

— Он красавчик, — сказала я. — Просто красавчик.

— Слюнтяй он. Он слушал «Призрака оперы». Я никогда не мог понять, как парень может слушать «Призрака оперы» и не стать для всех чудиком? Никто не ставил под вопрос его ориентацию.

— Значит, если бы тебя спросили в суде, — сказала я, — был ли он там с самого начала, ты бы ответил положительно? Потому что у меня какой-то мандраж перед показаниями. Типа разве можно все помнить? Прошло столько времени.

— Я думаю, нам помогло, что мы сразу все проговорили. Мы сидели вместе и выслушивали всех, кто был в лесу, чтобы точно знать, во сколько мы туда пришли.

— Это Робби позаботился? Похоже, он так ловко провернул все это, проявил фотографии и все такое.

Я отхлебнула виски и намеренно пролила немного себе на подбородок, на майку, так что мне пришлось вытираться.

Майк старательно удерживал взгляд поверх моей головы.

— Вообще, да, — сказал он. — Это он собрал нас всех. Или, может… наверно, мы просто собрались у него в комнате проверить, как он. Это было на другой день после того, как ее нашли. Он стал записывать все в блокнот, кто там был и во сколько мы ушли из театра. Это помогло ему переварить все это.

Ах ты ублюдок. Мажорный курчавый мелкий ублюдок.

— Ну да, — сказала я. — И готова спорить, ему было страшно. Что его обвинят. То есть что, если бы его там не было? Или если бы он подошел к вам позже или ушел раньше?

— Но это не так, — сказал Майк, и мне показалось, что ему стало не по себе. Он с раздражением посмотрел на свой телефон. — Господи, поздно уже, — сказал он.

Я бросила в него подушкой.

— Да вообще! Проваливай и дай мне выспаться!

И он отчалил. Майк Стайлз вышел из моего номера, словно любовник после тайного свидания. Девушка-подросток, живущая во мне с 1995 года, смотрела на все это широко раскрытыми глазами.

Я прошептала ей:

— Это не то, что ты думаешь.