Шрифт:
«Чувак, — сказал кто-то. — Ты никогда не видел светлячков?»
Очевидно, не видел. Бедняга Бендт никогда даже о них не слышал, и у него не укладывалось в голове, что живое существо может вот так светиться. Я помню, как подумала среди всеобщего веселья, что поняла, в чем дело. Просто, боже мой, если ты не знал, что существует что-то подобное, то да, твой разум порождал самые вероятные, самые странные, самые жуткие ассоциации.
«Они светятся, чтобы привлечь партнеров», — сказал кто-то и пояснил, что мы вообще-то наблюдаем, по сути, ночной клуб светлячков. Мы стали носиться, пока не поймали несколько светлячков, чтобы Бендт увидел их вблизи. Макс Краммен бросил одного на тротуар и раздавил, размазав свет по асфальту, а мы все кричали, веля ему перестать.
Когда мы вернулись, вы все так же сидели за пианино, а Талия облокачивалась на него, словно клубная певичка. Она одна из всех осталась с вами. В тот год в «Причудах» участвовала Карлотта, она пела «Плач Аделаиды» с непринужденным нью-йоркским акцентом, разбавленным вирджинским, от которого никак не могла избавиться. Перед тем как я вернулась в кабинку, она прошептала: «Кое-кто исполнял тут свой брачный танец».
Позже, в общаге, добавились новые подробности (или нам это привиделось?): как вы терли шею, словно стирая губную помаду, а ваши щеки горели.
Если мы считали, что вы отвечали Талии взаимностью, почему мы не сказали никому из взрослых? По правде говоря, даже если бы вы целовались с Талией прямо на репетиции, нам бы просто не пришло на ум что-то сказать об этом, так же как мы ничего не говорили о Ронане Мёрфи, у которого в комнате было больше кокса, чем у колумбийского наркобарона. Не по моральным соображениям, а потому, что это казалось одним из множества секретов этого мира, к которым мы теперь приобщились, секретов, с которыми надо жить. И, может, еще потому, что на каком-то уровне мы понимали, что наши предположения не выдержат проверки.
Когда я еще преподавала в UCLA, я ссылалась в лекциях на историю со светлячками для описания эффекта зловещей долины, хотя должна признать, пример ужасный. Иногда я ссылалась на нее для иллюстрации того, как наши мозги заполняют лакуны, как мы оперируем известной информацией.
Иногда это касалось ложных предположений.
Я отдавала себе отчет — пусть и держала это при себе, — что мы с Карлоттой проделывали то же самое, глядя на вас с Талией: добавляли скандальных подробностей, из которых можно будет слепить интересную историю.
Мы думали, что знаем, и поверили в свое знание. Оно стало для нас таким же реальным, как и те светящиеся букашки с их брачным танцем на опушке, как наш смех, добродушное облегчение Бендта и наш топот, когда мы ринулись ловить их, чтобы показать ему это чудо у нас в ладонях.
13
Мои ученики должны были прийти на второй день с планами для своей первой серии: решить, у кого взять интервью, написать пару абзацев вводного сценария, придумать название каждого подкаста. Все выполнили больше чем достаточно. Плюс они выспались и утоляли жажду — на столе стояло несколько бутылок воды! Я поразилась мысли, что даже если бы была более-менее счастлива ходить в школу с такой славной компашкой поколения Зет, я бы, скорее всего, вылетела, потому что оказалась бы единственной, кто заявляется с пятнадцатиминутным опозданием и влажными волосами, недожеванным бейглом во рту и посеянной в компьютере курсовой. Даже сегодня, не выспавшись одну ночь, я себя чувствовала рядом с ними никакой.
У Джамили получилось самое сильное введение к подкасту про финансовую помощь, хотя она тараторила как заведенная и для записи требовалось сбавить темп.
Я сказала:
— У вас ведь еще есть практика ораторского мастерства на старшем курсе? Ты работаешь с наставником в этом направлении?
— Только с весеннего семестра.
— Они же были типа по полчаса, да? — спросила Бритт.
— Да, — сказала я, — и мы отрабатывали их весь год. Сколько теперь они занимают?
— Десять минут.
Я еле сдержала вздох возмущения. Не хотелось быть старушенцией, не принимающей нового. Вместо этого я им сказала, что продвигала на ораторской практике веганство.
— Вы все еще веган? — Ольха так воодушевился, что мне ужасно захотелось не разочаровать его.
— Я все еще вегетарианка, — сказала я. — И, позвольте заметить, столовая сильно улучшилась в этом плане. Во всем, на самом деле. Эта омлетница утром… Мы бы на месте умерли. Нам обещали каждый обед что-то вегетарианское, но в половине случаев это была жареная рыба.
Не могу припомнить, чем я питалась целый год своего веганства в нью-гемпширских лесах. Помню, что покупала веганский творожный сыр в кооперативном магазине здорового питания в Керне и хранила его в мини-холодильнике Донны Голдбек, который ей разрешили держать у себя в комнате, потому что она была диабетиком. В этот псевдосыр я макала чипсы из автомата. В столовой я ела салаты, сэндвичи с арахисовым маслом и джемом. А еще брала белый рис, добавляла в него соевый соус, засыпала зеленым луком, ставила в микроволновку и называла это стир-фрай.