«Он мой двоюродный брат. Никто этого не знает. Это было идеально. Он все время был на моей стороне, — проворчал он. «Выжидаем, пока не сможем уничтожить их всех».

И говорят, что в аду нет такой ярости, как у презираемой женщины. Иисус Христос. Это не задело Адриана и Никиту.

— Ты потерпишь неудачу, — сказал я убежденно. Я не был уверен, имел ли я это в виду или нет, но чертовски хорошо притворялся.

Он подошел ко мне той уверенной походкой, которой я раньше восхищался. Его рука легонько сжала мою шею. Страх пронзил меня, как адреналин. Я никогда не боялась Адриана, но потом оказалось, что я никогда по-настоящему его не знала.

Я задержала дыхание, теряясь в этом знакомом зеленом взгляде. — Спасибо, что всегда держишь это при себе, крошка.

Во мне нарастало замешательство, и прежде чем я успел расспросить его о значении этого слова, он схватил ожерелье и дернул его одним быстрым движением. Ключ звякнул о землю, и Адриан опустился на колени, чтобы поднять его, все еще сжимая изумрудный кулон.

"Что ты делаешь?"

— Чип, — протянул он, крутя ожерелье на указательном пальце. О боже мой! Этот ублюдок. — У тебя это было все время. Затем он поднял другую руку, держа ключ, который я нашла под плиткой в нашей ванной. «И ты даже держал ключ. Такая хорошая девочка.

Я недоверчиво покачал головой. «Я никогда не думал, что ты такой садист, Адриан». Он поднял бровь, как будто шокированный этим комментарием. «Мучил меня все эти месяцы. Заставил меня поверить, что я схожу с ума. Делает меня мишенью каждой гребаной семьи преступного мира. Чем это делает тебя лучше отца Илиаса?»

Шлепок.

Боль на моем лице возникла мгновенно. Он отбросил мою голову в сторону и выбил дыхание из легких. Моя щека горела, и металлический привкус крови наполнил рот.

Это был первый раз, когда кто-то поднял на меня руку.

Я поклялся, что это будет последний.

ТРИДЦАТЬ ТРИ

КОНСТАНТИН

Т

Образ моей жены постоянно проигрывался в моем мозгу.

Связан. Испуганный. Он пытал ее? Прикоснуться к ней?

Красный туман заволок мое зрение, и мир вокруг меня превратился в кровь. Я бы сжег весь гребаный мир и разорвал Адриан на куски, если бы на ее коже осталась хоть одна красная отметина.

Мой контроль затряс прутья клетки, готовые сломаться.

Я не мог вынести того, что происходило с Татьяной.

Адриан причинил ей боль. Из-за меня. Я должен был рассказать ей все. Я должен был рассказать ей, что произошло в ту ночь, когда произошел несчастный случай, и что привело нас туда. Вместо этого я сохранил все это при себе и отправил ее искать ответы.

Я знал, что Татьяна не из тех, кто просто принимает полуправду. Черт, я знал это, но все равно отказался сказать ей из страха потерять ее.

Вот что это было. Я боялся потерять ее.

Где-то в глубине души я знал, что моя собственная мать боится меня. Максим боялся меня. Я не хотел видеть тот же страх в ее глазах. Поэтому я все это скрыл и теперь могу потерять ее.

Я снова запустил руки в волосы, потянув их. Я чувствовал, что мой рассудок висит на волоске и может оборваться в любой момент. Я должен был вернуть ее. Я нуждался в ней.

С ней этот мир был безопаснее. Без нее я бы сжег эту чертову планету. Без нее ни я, ни этот мир не выжили бы. Потеря ее сломала бы меня.

Она была воздухом, которым я дышал. Моя причина существования.

— Ты прав, — сказал Борис, прерывая мои мрачные мысли. «Они направляются в Россию. На грузовом самолете.

Неудивительно, что нам не удалось отследить ни коммерческие, ни частные рейсы. Мы предположили, что он путешествовал обычным путем.

— Мы не можем опаздывать, — прохрипел я. Борис кивнул. Люди Маркетти висели в передней части самолета, проверяя свое оружие.

Я продолжал проверять свой телефон. Я не знал, хорошо это или плохо звонить ее братьям. Звонил ли ее братьям, признавая поражение или нет? Затем, прежде чем передумать, я набрал номер Василия.

Он ответил на втором гудке. — Нашел мою сестру? Его приветствие было наполнено юмором.

Если бы Адриан не был в этом замешан, я бы тоже это почувствовал. Вот только я этого не сделал. Адриан обращался с Татьяной так же, как мой отец обращался с нашей матерью. Только за то, что я ее любил. Это было ее единственное преступление.

"Я сделал." Мой голос был хриплым. Я стиснул зубы и добавил: «Она у Адриана».

Прошло два удара сердца.

— Ты, черт возьми, шутишь? Он ревел так сильно, что помехи проникали в гарнитуру. — Что, черт возьми, происходит?