— Я бы предпочла сначала съесть тост.

— Как я уже сказал, ты будешь есть яйца.

Молчание затянулось. Он ждал, и на его спокойном лице было написано, что он давно привык во всём добиваться своего.

Я отодвинула тарелку.

— На самом деле я не так уж голодна.

— Оставьте нас, — сказал он, не отрывая от меня взгляда.

Стулья заскрипели по полу, и моё сердце бешено заколотилось, когда трое мужчин встали и вышли из столовой. Когда они ушли, Роман поднялся и снял пиджак.

Моё сердце подскочило к горлу при виде пистолета в кобуре, приставленного к его рёбрам. Он застрелит меня? Я обвела стол диким взглядом, представляя, как моя кровь растекается по яйцам.

Но он просто повесил пиджак на спинку стула и сел.

— Иди сюда.

У меня так пересохло в горле, что мне пришлось сглотнуть, прежде чем я смогла заговорить.

— Зачем?

— Прошлой ночью я сказал тебе, что накажу, если ты ослушаешься меня. Когда я отдаю приказ, мне нужно знать, что он будет выполнен. От этого зависят жизни, милая. — Он похлопал себя по колену. — Очевидно, что сообщение не дошло. Поэтому мы воспользуемся другим подходом.

О, Боже.

— Что ты собираешься делать?

Его светлые глаза сверкнули.

— Я думаю, ты знаешь. А теперь иди сюда, как я просил. Если мне придётся прийти за тобой, я позову остальных к столу, прежде чем мы продолжим.

Я бросила взгляд на дверной проём.

— Далеко ты не уйдёшь, — сказал он. — Мои люди повсюду, и они полностью преданы мне. Даже если тебе каким-то образом удастся ускользнуть от них, у меня есть глаза и уши по всему дому. Нет места, где бы я тебя не нашёл.

— Прости, — быстро произнесла я. — Я… я больше не буду тебе перечить.

— Катя…

— Что? — я ахнула. — Я же сказала, что сожалею. — Моё сердце трепетало в груди, как пойманная птица. — Пожалуйста, не делай этого.

Выражение его лица потемнело.

— Я не люблю повторяться, душенька. Подойди. Я больше не буду повторять.

Конечно, он не стал бы. Он бы позвал своих людей и позволил им наблюдать, пока он… Краска залила мою кожу, когда я поднялась на дрожащие ноги и направилась к нему. Быстро, как молния, он обнял меня за талию и притянул к себе. Роман держал меня одной большой рукой сжимая моё бедро, а другой расстёгивая мои джинсы. Я втянула воздух, мои лёгкие наполнились его запахом — дорогим одеколоном, лёгким привкусом сигар и тёмной обжарки в его кофейной чашке.

Когда звук расстёгиваемой молнии эхом разнёсся по комнате, я схватила его за толстое запястье.

— Пожалуйста, не надо. — Слёзы обожгли мне горло. — Я сделаю всё, что угодно.

— Не умоляй, милая. Это ниже твоего достоинства. — Он двумя быстрыми рывками стянул с меня джинсы, обнажив мои розовые трусики. Я выбрала их, потому что они были наименее откровенными из всего нижнего белья, которое он мне предоставил. Но сейчас я могла бы с таким же успехом остаться голой, если бы они так хорошо меня прикрывали.

Я сжала его запястье.

— Роман, пожалуйста.

— Больше неповиновения, — сказал он, притягивая меня к себе, так что я растянулась у него на коленях со спущенными джинсами. — Я добавлю это к списку. Десять ударов за опоздание, ещё десять — за дерзость по поводу нашей встречи и, наконец, десять — за спор со мной.

Тридцать?

Он собирался шлёпнуть меня тридцать раз…

Первый удар пришёлся так, что рассёк воздух и вышиб дыхание из моих лёгких. Я приподнялась, готовая убежать, но он положил свою большую ладонь мне на спину, снова толкнув меня вниз.

И он, не теряя времени, нанёс остальные шлепки. Они последовали один за другим — резкие пощечины, которые эхом разносились по столовой и поджигали мою задницу. Я насчитала шесть, прежде чем потеряла способность сохранять спокойствие. Сначала я ахнула. Потом я закричала, моё лицо вспыхнуло, а тело затряслось.

Он был твёрд, как скала, его рука поднималась и опускалась с методичной точностью. Его бёдра были мускулистыми и твёрдыми под моим животом, а его пресс изгибался под моим боком. Пряный аромат его одеколона наполнил мои лёгкие и ошеломил мои чувства, превратив мой мир в его запах и безжалостное прикосновение его плоти к моей. Тонкий слой хлопка, прикрывающий мою задницу, никак не мог приглушить боль, и хриплая мольба вырвалась прежде, чем я смогла её подавить.

— Прости! Остановись, пожалуйста, остановись!

Он продолжал.

— Я же просил тебя не умолять. — Шлепок. — Может быть, ты хочешь ещё десять? — Шлепок.

— Нет!

Я прикусила губу и впилась пальцами в его бедро. Если ему и было больно, он этого не показал. Роман просто продолжал безжалостное нападение, его ладонь согревала каждый дюйм моей задницы. Давя на меня своим авторитетом самым примитивным из возможных способов.

Я вцепилась в его бедро, как в буй в бушующем море, крепко зажмурив глаза и дыша так часто, что у меня мелькнула смутная мысль, что я могу задохнуться. Моя задница пульсировала.