Вернувшись на Лонг-Айленд после визита к Камерон, я узнал, что Престон Николс начал на базе Хиро новое расследование. За год до я этого Престон и Дункан Камерон заплатили штраф за то, что они якобы пересекли границу этой базы, — хотя это место считалось открытым парком. Кроме того, Престон обнаружил, что из колес его машины был выпущен воздух, и решил, что это сделали полицейские, охраняющие парк, или связанные с ними люди. Конечно, Престон и Дункан не могли так просто все оставить и обратились в городской суд Ист-Хемптона, чтобы выразить свое несогласие с действиями полицейских. Они были уверены в том, что выиграют это дело. Ход слушаний описан в книге «Пирамиды Монтока», но мне придется вкратце рассказать об этих событиях, поскольку они имеют непосредственное отношение к нашей теме. Действия суда были очень странными: во-первых, дело Престона и Камерона слушалось последним, а во-вторых, всем людям было приказано очистить помещение. В тот день в суде присутствовал мой друг Майк Николс (я не смог приехать и попросил его прийти вместо себя) — и прокурор потребовал, чтобы он тоже покинул помещение, но Майк отказался, поскольку по правилам это было открытое слушание. Согласно протоколу, во время слушания произошло несколько забавных эпизодов, потому что Престон практически не придерживался официального стиля речи, — но мы не будем на этом останавливаться. Главное — судья Кетчам решил дело в пользу Престона и Дункана: он сочувствовал им, поскольку сам нередко гулял со своей собакой в этом месте и не видел там никаких знаков, указывавших на то, что парк закрыт для посещения. Престон понял, что с этим местом связана какая-то тайна, и решил докопаться до истины. В конце концов, Дункан и Престон определили, что «парк» является Запретной зоной — однако судья Кетчам сказал им, что это не так. В общем, мы с Престоном решили подчиниться требованиям судьи и не заводить новое расследование.

Спустя год после суда в лагере Хиро начались раскопки. Никто не знал, что именно там находили: по слухам, люди выкапывали старые канистры с горючим, но было много других версий. Поскольку Престон по решению суда больше не мог посещать лагерь, он взял в аренду аэроплан и стал фотографировать территорию сверху. По словам Престона, во время первой «экскурсии» пилот встревожился и стал настаивать на том, чтобы пролететь над лагерем всего один раз. Но поскольку Престон заплатил ему за определенный период времени, ему пришлось покружить над лагерем.

Решив во второй раз нанять самолет и обследовать лагерь, он пригласил меня. В моем фотоаппарате до сих пор была пленка, на которой находились снимки из Пасадены, — и мне хотелось сделать всего несколько фотографий лагеря, чтобы потом, возможно, использовать их в своей книге. Престон взял с собой видеокамеру: он собирался снимать все, что мы увидим во время «экскурсии», и потому, как мне казалось, я вряд ли буду ему полезен. Но нам неожиданно пришлось столкнуться со странным феноменом, окружающим лагерь.

Когда мы поднялись в воздух из аэропорта Ист-Хемптона, я заметил, что мотор самолета издает странные звуки. Конечно, это встревожило меня! А когда аэроплан начал раскачиваться в воздухе, мое беспокойство стало перерастать в панику. Поскольку никто не произнес ни слова о неполадках, я уже собирался первым заговорить об этом. Я, конечно, не механик, но даже мне было ясно, что мы находились на волоске от смерти. Кто-то или что-то пыталось нам помешать.

Я уже рассказывал о состоянии «оперирующего тетана» или об оперирующем духе и постулате. Во время таких занятий я научился принимать решения, опираясь на полученные мною знания, — и потому немедленно перешел в состояние, в котором мог справиться с этой ситуацией. Я вспомнил все, чему меня учили, успокоился и создал постулат. Я уже рассказывал о том, как это делается. Когда мы получаем от окружающей среды некий стимул или сталкиваемся с противодействием, наш страх и реакцию на него разделяет тонкая грань. Например, если боксер-чемпион боится своего противника, то, скорее всего, он потерпит поражение — и все из-за того, что боится боли. Но если спортсмен желает победить, то должен здраво оценивать возможности противника, — а также предвидеть все, что он может сделать, если боксер сам не окажет ему должного сопротивления. В противном случае страх охватывает мозг и приводит к тому, что рациональный мыслительный процесс приостанавливается. И если вы хотите создать благоприятные условия — в особенности в экстремальной ситуации, — то лучше всего начать мыслить как бы отдельно от тела, не обращая внимания на смертельный страх. В моем случае паника продолжалась всего несколько секунд. Мотор продолжал грохотать, но я решил, что все будет хорошо, — и мысленно пробудил силы Вселенной, способные помочь мне. Едва я создал этот постулат, как в ту же секунду увидел, что рука Престона потянулась к центру кабины. Вскоре мотор начал издавать другие звуки, как будто Престону удалось «успокоить» его, а через некоторое время и они исчезли, и мотор стал работать без помех. Никто ничего не сказал о случившемся — и я твердо решил молчать об этом, чтобы не создавать постулатов, оказывающих на нас негативное воздействие. Этот тест, или «испытание воздухом», был пройден. В остальном «экскурсия» прошла без происшествий — во всяком случае, если говорить о работе механизмов самолета.

Однако дальше я столкнулся с непредвиденными обстоятельствами. Когда мы находились над базой Хиро, моя фотокамера почему-то перестала работать, и мне пришлось ее настраивать. Мы делали очень маленькие круги в воздухе: наш полет напоминал поездку на карусели. И так как я не спускал глаз с фотоаппарата, который держал в руках, столь резкие маневры самолета привели к тому, что у меня начался приступ воздушной болезни. Впервые в жизни я чувствовал нечто подобное! От волнения я открыл заднюю крышку фотоаппарата и подставил его солнечным лучам. Как глупо! Из-за этого (не говоря уже о воздушной болезни) я потерял надежду сделать снимки! Полет продолжался, и я изо всех сил старался удержаться от того, чтобы меня не стошнило. Престон заговорил со мной — но я вежливо объяснил ему и пилоту, что происходит, и попросил их не разговаривать со мной, потому что я не в том состоянии, чтобы поддерживать беседу.

Наконец, мы приземлились. Престон считал, что полет был очень удачным (ему удалось многое снять на камеру). Мне же хотелось присесть на скамейку у здания аэропорта, чтобы собраться с силами. Голова сильно кружилась, и только через 20 минут мне стало лучше. В этот момент Престон посмотрел на меня и произнес: «Знаешь, самолет чуть не упал на землю». — «Я знаю», — ответил я и рассказал ему о том, что чувствовал во время полета. Престон выслушал меня и сказал: «Я неплохо умею управляться с моторами».

Через 10 минут я уже смог продолжить путь. Мы целый день осматривали Монток, а потом я отправился домой проявлять пленку. К сожалению, мое неловкое обращение с камерой привело к тому, что снимки оказались засвеченными: я не только не смог сделать новые фотографии, но и уничтожил те, что были сделаны в Пасадене.

Престону повезло больше: вернувшись домой, он просмотрел то, что ему удалось снять с самолета (вы можете увидеть эти снимки во второй серии фильма Престона «Тур по Монтоку П»). Больше всего Престона удивил странный предмет на крыше насосной станции, которая по размеру напоминала туалет на садовом участке и стояла поодаль от других строений. На ее крыше он разглядел черный ящик. Увеличив изображение, Престон увидел странную вещь: когда мы пролетали над станцией, ящик раскрылся, словно капкан. К тому же крышка так называемого капкана открывалась за десятую долю секунды, если не меньше. Это было поразительно: двери не открываются и не закрываются так быстро! Нам необходимо было увидеть этот ящик своими глазами — а значит, мы должны были отправиться туда пешком и осмотреть станцию.

Я рассказал Камерон о наших приключениях и упомянул о том, как получилось, что я уничтожил негативы. Услышав о загадочной черной коробке на крыше насосной станции, она сказала, что у Джека был некий черный ящик, в котором он хранил оккультные инструменты. Я, конечно, сразу заинтересовался черными ящиками и синхрониями, с ними связанными (кто-то подарил мне эзотерическую книгу о черных ящиках, но, к сожалению, она не могла помочь мне в этом деле). Также я рассказал Камерон о том, что мне удалось узнать в Пасадене, — и она решила познакомить меня с Джорджем Фреем, ее старым другом и учителем, который также был одним из лучших друзей Джека. Она решила, что Джордж сможет помочь мне, так как он по ее поручению занимался похоронами Джека.