Прежде всего следовало приобрести оборудование для получения высококачественных дифракционных рентгенограмм. Со времен своей работы по строению угля она знала надежных производителей нужной аппаратуры и цены, разбиралась в спецификации продукции и, учитывая, что с ДНК трудно сделать хорошие рентгенограммы, представляла себе, какими дополнительными характеристиками должны обладать устройства для того, чтобы можно было вести ожидающие ее исследования.

Несколькими месяцами раньше Уилкинс убедился, что оборудование, имевшееся у них в Королевском колледже, не подходит для той работы, которую он должен был проделать. Рентгеновский аппарат, которым он первоначально пользовался, был арендован у Военно-морского министерства, и его потребовали вернуть. Уилкинс был рад избавиться от старого прибора, слишком громоздкого и неудобного для манипуляций с нежными волокнами ДНК. Он подумывал купить рентгеновскую трубку с вращающимся анодом, дающую очень мощный пучок излучения, но, побывав в кристаллографической лаборатории Беркбек-колледжа, заинтересовался микрофокусной рентгеновской трубкой, разработанной Вернером Эренбергом и Вальтером Спиром, которая отличалась малым фокусным пятном, что обеспечивало высокую разрешающую способность. Уилкинс обнаружил, что это устройство позволяет лучше контролировать влажность и анализировать одиночные волокна ДНК толщиной всего 0,1 мм. Щедрый Эренберг не продал Уилкинсу трубку промышленного производства, а подарил прототип.

Франклин тоже понравилась трубка Эренберга, и она разработала маленькую поворачивающуюся камеру с вакуумным насосом для откачивания воздуха, которую быстро изготовила мастерская физических приборов Королевского колледжа. Гослинг и Франклин научились присоединять к ней коллиматор для получения узкого пучка излучения в камере, в центре которой со всеми предосторожностями помещался образец. «Единственной необычной деталью, – писал Гослинг, – был презерватив, который я тщательно натягивал на коллиматор из медного сплава для уменьшения утечки водорода». Водород пропускали через камеру для поддержания постоянной влажности, чтобы образец ДНК не высыхал. Неизвестно, как отнеслась Франклин к этой резиновой детали, появившейся за несколько месяцев до нее, когда Гослинг и Уилкинс возились с установкой. Однажды, пытаясь справиться с проблемой снижения влажности, Уилкинс вытащил из кармана пачку презервативов Durex (это название, придуманное в 1929 г., составлено из первых слогов слов durability, reliability, excellence – «долговечность, надежность, совершенство») и предложил Гослингу: «Попробуй это» {518} . Презерватив сводил к минимуму неравномерность распределения воздуха в камере, что предотвращало нечеткость изображения при продолжительной съемке, необходимой для получения приемлемой дифракционной картины от слаборассеивающего образца {519} .

Впоследствии Уилкинс утверждал, что в начале сотрудничества с Франклин у них были хорошие отношения. Вернувшись из отпуска, он первым делом познакомился с ней, чтобы как можно быстрее ввести в курс работы. В своих мемуарах он не упоминает, что называл ее своей ассистенткой, тогда как, по свидетельствам других, именно это возмущало ее и удивляло всех работавших в лаборатории. Напротив, он описывает гораздо более независимое положение Франклин. Он отвел ей место в цокольном этаже здания, отдельно от главной лаборатории, чтобы Розалинд и Гослинг могли в тишине спокойно заниматься трудоемкими вычислениями с помощью системы карточек, которая в ту докомпьютерную эпоху служила для превращения картины дифракции с рентгенограмм в трехмерную структуру молекулы {520} .

В начале работы Франклин в Королевском колледже Уилкинс наведался в выделенную ей комнатку. Там стол располагался так, что изящная спина Розалинд была первым, что видел входящий. Когда она обернулась, Морис с удивлением обнаружил, что она хороша собой, со спокойным, внимательным взглядом темных глаз. Беседа зашла о научных интересах, и ему стало ясно, что новая сотрудница знает, о чем говорит. Когда она поднялась, Уилкинс удивился: стоя, Розалинд оказалась меньше ростом, чем он ожидал, судя по ее уверенной, даже властной манере держаться {521} . На стене висело зеркало, обращенное к столу, однако оно было слишком маленьким, чтобы, сидя за столом, можно было увидеть, кто вошел в дверь за спиной, поэтому озадаченный гость задался вопросом, не беспокоится ли она из-за своего внешнего вида.

Вскоре свойственные Франклин поглощенность сиюминутным делом и отсутствие церемоний стали Уилкинса раздражать, как, например, в таком случае: однажды, когда он зашел к ней, она, не подняв головы, поманила его рукой и жестом предложила сесть, тем временем завершая свое занятие. Уилкинс безосновательно усмотрел в этом невоспитанность. Впрочем, как он утверждал позднее, ему сразу показалось, что она станет хорошим сотрудником {522} .

В первые недели в Королевском колледже Франклин заканчивала несколько статей по данным, полученным в период работы в Париже. По субботам некоторые не обремененные семьей работники лаборатории уходили после полудня и обедали в отеле Strand Palace, расположенном на той же улице, что и колледж, ближе к Трафальгарской площади. Часто за столом собирались кое-кто из физиков, а порой были только Уилкинс и Франклин. Обсуждались не только научные темы – говорили и о политике, об угрозе ядерной войны (что весьма беспокоило Уилкинса), о потенциальном нейтралитете Британии (эта идея очень нравилась Франклин, тогда как Уилкинс считал глупостью). Он находил ее приятной собеседницей, даже если иногда она бывала несколько колючей (например, как-то он сказал, что ему понравились фрукты со сливками, а она холодно заметила, что сливки ненастоящие) {523} . Со временем Морис, возможно, стал рассчитывать на более близкую дружбу с Розалинд, но он всегда утверждал, что и не думал о романтических отношениях с ней, потому что его больше привлекали застенчивые молодые женщины {524} . Однако оставленные Уилкинсом описания этих трапез вдвоем сомнительны. По воспоминаниям Сильвии Джексон, каждую субботу она с Уилкинсом и физики из Королевского колледжа: Джин Хансон, Алек Стоукс, Анджела Браун, Уилли Сидз – ходили в Strand Palace или иногда ездили на машине в паб в Эппинге, а Франклин вообще не принимала участия ни в чем подобном: «Слишком целеустремленная… Она была абсолютно преданной делу, невероятно трудолюбивой; быстро продвигалась вперед… была очень дружелюбной, стоило вам дать ей хоть полшанса. Но мне она казалась грозной» {525} .

Подруга и биограф Франклин Энн Сейр утверждала, что в Королевском колледже Розалинд столкнулась с унизительным запретом обедать или пить чай в общей комнате ведущих сотрудников, предназначенной только для мужчин. Она и многие другие женщины из лаборатории Рэндалла питались в более скромной общей столовой дальше по коридору, где собиралась молодежь обоих полов {526} . Реймонд Гослинг сообщает, что ведущие сотрудники-мужчины, включая Уилкинса и Рэндалла, предпочитали первую комнату, потому что она была больше и обслуживали там быстрее {527} . Будучи женщиной и еврейкой, Франклин как представительница меньшинства в области, где господствовали мужчины, была очень чувствительна к дискриминации и отвергала эту традицию, в которой проявлялся мужской шовинизм {528} . Долгие годы Уилкинс не мог или не желал понять ее позицию. Если его обвиняли в антифеминизме (или антисемитизме), он горячо отрицал подобные умонастроения {529} .

Старший консультант по вопросам биологии биофизической программы Совета по медицинским исследованиям в Королевском колледже Хонор Фелл, под началом которой работал Крик в Лаборатории Стрейнджуэйса в Кембридже, раз в неделю посещала лондонскую лабораторию. Она не придавала значения «войне» между Франклин и Уилкинсом: «Я очень много знаю об этом отделе. Никогда не замечала там сексизма. Конечно, у Франклин был довольно трудный характер… У них обоих был довольно трудный характер. Я не верю, что ее подвергали дискриминации из-за того, что она была женщиной. Не было никаких признаков этого – уверена, что заметила бы, если бы было что замечать… Между ними всегда были трения, постоянные раздоры. ‹…› Я бы сказала, что если Франклин страдала от какой-то несправедливости, то дело было в ее личности, а не в том, что она была женщиной. Они с Уилкинсом просто были совершенно несовместимыми по характеру» {530} .

Атмосфера в Королевском колледже была для женщин непростой, что отмечают как Сейр, так и Фелл. Сильвия Джексон утверждала, что это учреждение было более открытым для женщин, чем любая другая исследовательская организация в Британии {531} . Когда Франклин пришла туда в начале 1951 г., из тридцати одного научного сотрудника Биофизического отдела женщин было девять, что поразительно много, если вспомнить, как мало женщин-физиков было в Англии в 1950-е гг. В 1970–1975 гг. журналист Хорас Джадсон опросил лично или в переписке почти всех женщин – коллег Франклин по Королевскому колледжу: они единогласно возражали против того, что причиной трудностей Розалинд в лаборатории было отторжение ее по признаку пола. Признавая, что опрос проведен через много лет после обсуждаемых событий и что его собеседницы на деле сталкивались с барьерами, которые перед мужчинами не стояли, Джадсон утверждает, что они отказывались делать из Розалинд Франклин символ ущемленного положения женщин в науке, считая это не имеющим исторического значения и неактуальным {532} . Сегодня многие женщины, читая о подобных попытках отмахнуться от фактов препятствий на пути Франклин, с недоверием покачают головой. Хотя ценно уже то, что женщины имели возможность получить ученую степень и работать в Королевском колледже. Сейр (и многие другие) убеждена, что научный мир того времени оставался очень патриархальным: «Розалинд претило "носить паранджу", это оскорбляло ее» {533} .