Скрипач был единственным знакомым мне бродягой, который носил с собой сковородку. Он вынул ее из своего вещевого мешка и посмотрел на нее с удовлетворением. Потом перевернул ее, обследовал дно, постукивая по нему пальцами, и сказал:

– Надежная вещь эта сковородка... Я ее подобрал около Милдьюры.

Он достал из мешка кусок печенки, завернутый в газету, и с минуту, хмурясь, глядел на нее.

– Печенка - худшее в мире мясо для сковородки, - проговорил он, сжимая губы так, что его черные усы выжидательно затопорщились.
– Она прилипает, как глина.

Как и все бродяги, он постоянно думал о погоде. Он то и дело посматривал на небо и гадал, пойдет ли дождь. В его багаже не было палатки: все имущество составляли два простых синих одеяла, в которые были завернуты кое-какие лохмотья, да две-три жестянки из-под табака с разной мелочью.

– Вот раз ночью около Элмора я попал под ливень, - сказал он мне, темно, хоть глаз выколи, шагу не пройдешь. Я сидел, упершись спиной в телеграфный столб, и размышлял. А наутро развезло - грязь везде непролазная, и мне пришлось по ней тащиться. Сегодня ночью дождя не будет: чересчур холодно. Но он подбирается. Завтра под вечер жди дождя.

Я оказал, что можно переночевать у нас в сарае.

– А как твой старик?
– спросил он.
– В порядке, - заверил я его.
– Оп даст вам соломы на постель.

– Это с ним я говорил перед вечером?

– Да.

– Он показался мне хорошим парнем. Правда, разодет франтом, но разговаривал со мной, как вот я сейчас с тобой.

– Ведь так и надо, правда?

– Ну конечно! Пожалуй, улягусь я в вашем сарае, - добавил он.
– А то я кутнул малость, и меня всего скрутило.
– Насупившись, он посмотрел на сковородку с шипящей на ней печенкой.
– Прошлую ночь меня мучили страшные кошмары: снилось, будто я под открытым небом, дождь хлещет как из ведра, чайник продырявился, и я не могу чаю вскипятить. Черт, я проснулся весь в поту.

Во время нашего разговора на дороге показался еще один бродяга. Это был невысокий, коренастый мужчина с бородой и длинным узким мешком за плечами. Сумка для провизии, перекинутая вперед, свободно болталась на животе; он шел тяжелой, неторопливой походкой.

Скрипач, подняв голову, наблюдал за приближающейся фигурой. По выражению его лица я понял, что ему не хочется, чтобы этот человек остановился здесь, и недоумевал - почему.

Пришелец подошел к костру и сбросил мешок на землю у своих ног.

– Добрый день, - сказал он.

– Здравствуй, - сказал Скрипач.
– Куда направляешься?

– В Аделаиду.

– Не близкий путь.

– Да. Покурить есть?

– Я на окурках. Если хочешь - бери.

– Ладно, давай.
– Он взял протянутый ему Скрипачом окурок, осторожно всунул между сжатыми губами и прикурил от палки из костра.

– Проходил через Тураллу?
– спросил он Скрипача.

– Да. Я сюда добрался сегодня днем.

– А каковы там мясник и пекарь?

– Пекарь - подходящий, черствого хлеба - сколько хочешь, но мясник - ни к черту. Он и обгоревшей спички тебе не даст. Готов человека убить за кусок баранины.

– Ты в пивную с черного хода заглядывал?

– Да. Разжился там остатками жаркого. Повариха - добрая и здоровенная баба. Нос как лопата. У нее попроси. Но не связывайся с ее дружком. Такой невысокий парень; за все угощай его выпивкой.

– А "джоны" {"Джонами" в Австралии называют полицейских. (Прим. перев.)} есть?

– Нет, но зато не попадайся "джону" в Балунге - это подальше, паршивый "джон". Он непременно задержит тебя, если напьешься.

– У меня всего один шиллинг, так что черт с ним!

– Там дальше, на севере, будет получше, - сказал Скрипач.
– У них прошли дожди, и теперь все фермер; сидят в пивных. Там утробу набьешь доверху,

Он взял каравай хлеба, который дала ему моя мать, отрезал толстый ломоть, разделил пополам печенку, ноли-жил один кусок на хлеб и протянул его собеседнику.

– Возьми, подзаправься.

– Спасибо, - сказал пришелец и стал молча жевать хлеб. Потом спросил: У тебя случайно не найдется иголки с ниткой?

– Нет, - ответил Скрипач.

Бродяга посмотрел на разодранную на колене штанину.

– А булавки?

– Нет.

– Мои башмаки тоже никуда не годятся. Сколько здесь платят жнецу?

– Семь шиллингов в день.

– Ну конечно, - раздраженно заметил пришелец.
– Семь монет в день, и расплачиваются в субботу, чтобы не кормить тебя в воскресенье. Еще окурок есть?
– добавил он.