– Никто в округе не одолеет его, когда он в форме, - сказал отец. После нескольких кружек пива он готов сцепиться со всяким. Это крепкий, сильный человек с мягким сердцем, но уж если он кого стукнет как следует, тот надолго запомнит.

– Питер двадцать лет не ходил в церковь, - продолжал отец, - а котом пошел голосовать против того, чтобы пресвитерианцы объединились с методистами.

Как-то в Тураллу приехали миссионеры, и Питер, пропьянствовав целую неделю, решил стать новообращенным, но тут же прянул назад, как испуганная лошадь, узнав, что ему пришлось бы бросить пить и курить.

"Я пью и курю во славу божью вот уже сорок лет, - сказал он отцу.
– И буду продолжать во славу божью".

– Таковы его отношения с богом, - заметил отец.
– Не думаю, чтобы Маклеод особенно о нем раздумывал, когда возит бревна.

Заросли, о которых рассказывал Питер, казались мне волшебным местом, где между деревьями бесшумно прыгают кенгуру и опоссумы шуршат по ночам. Я часто думал о нетронутых дремучих зарослях, я слышал их зов. Питер называл их "девственные заросли" - лес, не знавший топора.

Но это было так далеко!

У Питера уходило два с половиной дня на то, чтобы добраться до лагеря лесорубов, и целую неделю он должен был спать рядом со своими дрогами.

– Хотел бы я быть на вашем месте, - сказал я ему.

Стоял сентябрь, школа была закрыта на неделю, и у меня были каникулы. Я поехал в своей коляске за упряжкой Питера: мне хотелось посмотреть его пятерых лошадей на водопое. Он отнес ведро двум коренникам, а я сидел и наблюдал за ним.

– Почему?
– спросил он.

– Тогда я увидел бы девственные заросли.

– А ну, не торопись!
– крикнул он лошади, обнюхивавшей ведро, которое он поднес к ее морде. Лошадь начала шумно пить.

– Я свезу тебя туда, - сказал Питер.
– Мне нужен хороший парень в помощники. Я возьму тебя с собой, если только ты захочешь.

– Правда?
– спросил я, не в силах скрыть волнение.

– Разумеется, - ответил он.
– Узнай у своего старика, можно ли тебе поехать.

– Когда вы выезжаете?

– Завтра ровно в пять утра. Будь у моего дома к этому времени.

– Хорошо, мистер Маклеод, - сказал я.
– Спасибо, мистер Маклеод. Я буду у вас в пять утра.

Дальнейшие подробности меня не интересовали. Я помчался домой со всей скоростью, на которую были способны мои руки.

Когда я рассказал отцу и матери, что мистер Маклеод обещал взять меня с собой в заросли, отец удивился, а мать спросила:

– Ты уверен, что он это серьезно, Алан?

– Да, да, - быстро ответил я.
– Он хочет, чтобы я помогал ему. Мы настоящие товарищи. Он сам сказал это. Он велел мне спросить папу, можно ли мне поехать.

– Что он тебе говорил?
– обратился ко мне отец.

– Он сказал, чтобы я был у его дома завтра в пять утра, если ты позволишь мне ехать.

Мать вопросительно посмотрела на отца, и он ответил на ее взгляд:

– Да, я знаю, но все это оправдается в конце концов.

– Не так страшна поездка, как пьянство и ругань, - сказала мать.
– Ты сам знаешь, что бывает, когда люди живут подолгу в зарослях.

– Ругани и водки там будет сколько хочешь, - согласился отец. Сомневаться в этом не приходится. Но это ему не повредит. Как раз тот паренек, который никогда не видел пьяных, сам начинает пить, когда вырастает. То же самое и с руганью: мальчик, не слышавший сквернословия, став взрослым, ругается как извозчик.

Мать взглянула на меня и улыбнулась.

– Так ты собираешься покинуть нас, да?
– заметила она.

– Только на неделю.
– Я чувствовал себя виноватым.
– А когда вернусь домой, все расскажу вам.

– Говорил мистер Маклеод что-нибудь насчет еды?
– спросила она.

– Нет, - ответил я.

– Что у тебя есть дома?
– Отец посмотрел на мать.

– Кусок солонины к ужину.

– Положи его в сумку вместе с двумя караваями хлеба. Этого ему хватит. Чай у Питера будет.

– Мне надо выехать из дому в четыре, - сказал я.
– Опаздывать нельзя.

– Я тебя разбужу, - пообещала мать.

– Помогай Питеру во всем, в чем сможешь, сынок, - сказал отец. Покажи, какова наша порода. Разжигай костер, пока он кормит лошадей. Ты многое можешь сделать.

– Я буду работать, - сказал я.
– Еще как буду! Честное слово!

Матери не пришлось будить меня. Я услышал скрип половицы в коридоре, когда мать вышла из спальни. Вскочив с кровати, я зажег свечу. Было темно и холодно, и почему-то мне было не по себе.