– Вы интересуетесь человеком по имени Джамал Зевар-ага, – утвердительно произнес хозяин кабинета. – А кем он вам доводится?

– Друг, – коротко ответила Соня, густо покраснев.

– Вообще-то мы даем справки только родственникам и по запросу официальных организаций. Вам мы отвечать не обязаны. Но в порядке исключения скажу. Произошло какое-то недоразумение. Человек с таким именем в на-шем городе никогда не жил, и нам о нем ничего не из-вестно.

– Этого не может быть, – пробормотала ошелом-ленная девушка. – Он же партийную школу закончил и аспирантуру тоже… Скажите, может быть, я могу где-нибудь еще узнать про него?

Ответ последовал резкий: «Подобные вопросы не в моей компетенции».

На следующий день, сразу после обеда, Соню вызва-ли в фабком. В комнате за столом председателя фабкома оказался незнакомый Соне молодой человек.

– Вчера вы были в МИДе, – начал он разговор. – Интересовались человеком по имени Джамал Зевар-ага. Расскажите, какие у вас были с ним отношения, о чем вы говорили, когда встречались, были ли вы с ним в интим-ной близости.

– Мне бы не хотелось обсуждать эту тему, – робко возразила Соня.

– Вы, видимо, не понимаете, кто с вами сейчас раз-говаривает. Я сотрудник Комитета государственной безопасности. И вы обязаны отвечать на любые мои во-просы и обсуждать со мной любые темы, которые нас ин-тересуют, – голосом он особо выделил слова «обязаны» и «любые».

– Мы просто дружили, – пролепетала Соня. – Он коммунист, я комсомолка, что плохого в нашей дружбе?

– Что в вашей дружбе было плохого, нам еще пред-стоит разобраться, – многозначительно заметил ее собе-седник. – А сейчас отвечайте на мои вопросы.

Позже она не могла вспомнить ни его вопросов, ни своих ответов. Казалось, земля уплывает из-под ног, к горлу подступил противный комок. В себя она пришла, только когда он поднялся, неловко, с резким звуком, ото-двинув стул.

– А теперь слушайте меня особенно внимательно и запомните каждое мое слово. Вчера в министерстве иностранных дел до вашего сведения довели, что чело¬век по имени Джамал Зевар-ага никогда не проживал ни в нашем городе, ни в нашей республике. А посему и вы никогда впредь не будете ни разыскивать этого человека, ни интересоваться его судьбой. Сейчас вы напишите за-явление, где обязуетесь выполнять неукоснительно это требование.

***

…Малыш родился длиннющий, смуглокожий, с тем-ными волосенками на голове. Оформлять свидетельство о рождении она поехала одна. Сына назвала Роман, от-чество дала своего отца, в графе «отец ребенка» красовал¬ся прочерк. Когда баба Сима прочитала метрику своего единственного внука, где значилось «Роман Ильич Лучинский», она прослезилась и, взяв кулек с ребенком, уселась на диване, прижав младенца к себе.

– Мамочка, наш Рома тоже был Роман Ильич Лучинский, так что у него теперь появился племянник – его полный тезка и однофамилец. Разве я что-то не так сде¬лала?

– Все так, все правильно, – сквозь слезы приговари-вала баба Сима. – Вот вернется Ромочка, и будем мы их путать.

– Только бы вернулся, а там уж как-нибудь разберем-ся, не перепутаем, – еле слышно прошептала Соня.

На том все разговоры по этому поводу были прекра-щены в их семье надолго. Только после того, как на дядю Романа пришла похоронка, Ромку посвятили в историю его имени, ничего так и не сказав об отце.

***

Ромка младенцем был болезненным, то и дело по-падал в больницу, и в палату вместе с ним укладывалась не мама, а баба Сима. Она и кровь ему свою дала, когда мальчишке потребовалось переливание, тем более что и группа крови у них оказалась одинаковой. Дворовая детвора называла его просто Ромкой, мать не признавала никаких уменьшительно-ласковых имен и обращалась только «Роман», бабушка говорила то «Ромочка», то «Ро-машка», на последнее он сильно сердился. Но все больше предпочитала говорить «сыночек». Он и рос с искренним до поры до времени убеждением, что у него две матери. Одну называл «мама Сима», другую – «мама Шоня»: в раннем детстве шепелявил, а потом и сам, и все окру-жающие привыкли так называть Соню, да и она не воз-ражала: Шоня так Шоня.

В округе каких только не было национальностей. И русские здесь жили, и узбеки, армяне, татары и евреи, азербайджанцы и украинцы. Годам уже к четырем Ромка свободно болтал на самых разных языках. С армянами здоровался «барев дзез», евреев степенно приветствовал «шалом алейхем», азербайджанскому приятелю, подзы-вая его, кричал «гяль бюра», воробья называл «горобец», а отправляясь в булочную за хлебом, неизменно осведом-лялся у однорукого узбека-продавца: «нон иссыкми?» – хлеб горячий?

Секретным для него в их семье оставался только еврей-ский язык идиш, из которого Ромка знал лишь несколько слов, преимущественно ругательных. Когда мама Сима хотела что-то от него скрыть, то к маме Шоне обращалась именно на идиш. Ромку это злило и обижало. «Чего се¬кретничаете?» – ворчал он. Как-то мама Шоня, шутя, об¬няв сына, пообещала: «Ладно, Роман, у нас с тобой будет свой секретный язык. Научу тебя говорить по-арабски».

– А ты умеешь? – загорелся Ромка. – Он знал, что мать прилично говорит на французском, но про арабский слышал впервые. Он не отставал от Шони до тех пор, пока ей не пришлось выполнять своей обещание. Во время этих уроков мама Сима вскипала, как чайник на керосинке. «Тьфу, – пле¬валась она, и, обращаясь неизвестно к кому, добавляла на идише: – абрехде коп (сломай голову)».

Арабский язык увлек мальчишку не на шутку, спо-собности к языкам он, видно, унаследовал от матери, и вскоре уже поражал своих сверстников незнакомыми им словами.