Шрифт:
— Олег Станиславович, тут какой-то Степан Васнецов, он…
Договорить она не успела — дверь в кабинет распахнулась, и Стёпа увидел отца.
— Стёпа! — голос отца слегка дрогнул, но он тут же взял себя в руки. — Проходи! — и, не отрывая от Стёпки взгляда, словно боялся, что тот уйдёт или исчезнет, бросил секретарше. — Меня не беспокоить, я занят.
Степан прошел в кабинет.
Отец закрыл дверь и тут же дал волю эмоциям.
— Ты что себе позволяешь? Где ты был всю ночь? Мама места себе не находит. Ты что, не понимаешь, что в такое время… как маленький! Садись, я сейчас позвоню маме.
Отец подошёл к столу, сел в кресло, пододвинул к себе телефон.
— Потом позвонишь, — Стёпка остался стоять.
— Стёпа, послушай, — отец отложил трубку и посмотрел на него. — Я понимаю, наверно, у тебя есть основания злиться. Просто, ты многого не понимаешь…
— И не хочу понимать, — отрезал Стёпка, отвёл глаза, уставился вниз, на свои ботинки. Левый был слегка в чём-то испачкан. Стёпа заметил это, ещё когда шёл из учебки, и сразу полез в карман за салфетками, чтобы протереть — он привык держать одежду и обувь в идеальной чистоте. Но передумал, из какого-то дурацкого упрямства не стал убирать пятно. Словно нарочно, чтобы досадить отцу, потому что Стёпа знал — отец не выносил таких вещей. Вот и пусть злится. Если заметит, конечно. Потому что какое ему, в сущности, до него дело. Он же не их с мамой общий ребёнок.
— Стёпа, сядь, пожалуйста, — устало проговорил отец. — Нам надо поговорить.
Степан упрямо пялился на пятно на ботинке, словно черпал оттуда силы.
— Я понимаю, тебе сейчас кажется, что я…
— Неважно, что мне кажется, па… — наконец заговорил Стёпа, чуть не назвал отца привычным «папа», но остановился, проглотил второй слог и, разозлившись на самого себя, плюхнул на стол под нос отцу выданную в деканате папку. — Вот!
— Что это? — удивился отец, взял папку в руки, быстро раскрыл и на секунду замер. — Ты что? Ты забрал документы? Стёпа… Зачем?
— За тем, что я больше не хочу быть врачом! — отчеканил Стёпа. — Я пришёл, чтобы попросить у тебя… Мне нужна твоя помощь.
— Погоди, но ведь ты хотел… тебе же нравилось, — отец растерялся, и Стёпе даже стало его жалко. И он подумал, что отцу сейчас нелегко, и, может, Поляков прав, и есть какие-то причины, о которых он, Стёпка, не знает. И если поговорить… Но потом он вспомнил, как отец смотрел на маму и говорил что-то про общих детей. Которых у них нет. И что если бы они были…
— Ты можешь устроить меня на работу? В больницу? Неважно кем. Я могу и санитаром, если надо, — Стёпка упрямо вскинул голову.
— Стёпа, не надо пороть горячку. Давай, ты сейчас пойдёшь домой, вечером я приду, и мы втроём с мамой сядем и обо всём поговорим.
— Мы уже поговорили вчера. Обо всём. Домой я не вернусь. Понятно? — Стёпа снова уставился на пятно на левом ботинке. Оно его раздражало — это неровное, грязно-серое пятно, очертаниями похожее на растёкшуюся по тарелке кашу. Мучительно хотелось его вытереть. Но он всё смотрел и смотрел на него, словно не было ничего важнее этого пятна.
— Стёпа. Ты совершаешь глупость. Ты сейчас на эмоциях, но, поверь, ты всё не так понял. Ты — мой сын. Всегда был им и всегда будешь.
Стёпке вдруг так захотелось плюнуть на всё — на эти порядки, устанавливающиеся сейчас в Башне, на необходимость найти Кира, на всё. Подойти к отцу и как в детстве прижаться к нему, обнять, понимая, что этот самый красивый, умный и сильный человек — его отец и всегда им будет. Он сам так говорил. И мама так говорила. И Стёпка об этом знал, тогда знал, а теперь… теперь он ни в чём не был уверен. Ни в том, что этот человек, сидящий перед ним, Олег Станиславович Мельников — действительно самый лучший, а не какой-то трусливый предатель, ни в том, что он — его отец.
— Я тебе не сын! — зло выпалил он. — И никогда им не был. Я даже не Мельников и тем более не этот... как там… Платов. Я — Васнецов. И я теперь понимаю, почему ты не дал мне свою фамилию.
— Стёпа, это ничего не значит. Да как тебя объяснить-то… Просто мы с Соней, с твоей мамой, мы думали, что это — неважно. Но если ты хочешь, то я дам тебе свою фамилию.
— Спасибо, не надо. Обойдусь без твоей фамилии. Потому что я не хочу, чтобы ты был моим отцом, не хочу, чтобы все знали, что ты… что мой отец предал…
— Стёпа! Ты ничего не знаешь. Всё совсем не так.
— Всё так, па… Так ты меня устроишь на работу? Или мне идти на пункт распределения? Я всё равно не вернусь ни на учёбу, ни домой.
— Хорошо, — отец отвёл взгляд, посмотрел на лежащие перед ним Стёпкины документы. Стёпа подумал, что отец выглядит очень усталым и даже каким-то постаревшим что ли. — Хорошо. Я определю тебя на триста восемьдесят третий, там хорошая больница, и я думаю, тебе оттуда будет даже удобно добираться до дома…