Фронт придвигался все ближе. Неясное положение должно было так или иначе разрешиться. Либо все они скоро будут свободны, либо… мертвы. Третьей возможности не было.

Проще всего спрятать ребенка здесь, пока чаша весов не склонится в ту или другую сторону. Вместе с ними он выйдет на свободу или вместе с ними умрет.

Придя к такому простому выводу, Пиппиг не мог взять в толк, почему Гефель твердо решил отдать малыша. Трусил он, что ли?

Гефель бросил список на стол.

– Приготовь вещи. Когда в полдень начнем выдачу, позовешь поляка и вернешь ему чемодан, – распорядился он.

Пиппиг засунул руки в карманы и сощурился.

– Конечно, пустой? – спросил он с вызовом.

Гефель взглянул коротышке в глаза.

– Нет! – бросил он и хотел уйти.

Пиппиг удержал его за руку:

– Ребенок останется здесь!

Гефель круто повернулся.

– Это не тебе решать!

– И не тебе! – отрезал Пиппиг.

Разгоряченные, они в упор смотрели друг на друга.

– Ты боишься? – примирительно спросил Пиппиг.

Гефель презрительно отвернулся.

– Чепуха!

Пиппиг снова схватил его за руку.

– Оставь ребенка здесь, Андре! – попросил он. – Ни о чем не беспокойся, я отвечу за все.

Гефель сухо рассмеялся.

– Ответишь? А если погорим, кого возьмут за жабры? Тебя или меня?.. Меня, я капо! Ничего не выйдет, ребенок отправится с поляком.

Оставив Пиппига, он ушел в канцелярию.

Пиппиг грустно посмотрел на дверь. Ему было ясно: Гефель трусил! В Пиппиге поднялась волна негодования и презрения. «Ладно, если он трусит и не желает рисковать, я сам позабочусь о безопасности малыша. Его надо убрать из склада, причем – немедленно. Если спрятать мальчонку в другом месте, Гефель уже не будет за него отвечать». Пиппиг озабоченно засопел.

Куда же деть ребенка? Сейчас он еще не знал, но это нисколько не меняло его решения. «Надо посоветоваться с Кропинским, что-нибудь придумаем!»

Нелегко было Гефелю так круто обойтись со славным Пиппигом, и он знал, что тот о нем думает.

Одно слово – и Пиппиг все понял бы. Но этого слова нельзя было произнести.

Позже пришел Кремер. Он отошел с Гефелем в угол склада.

– Этап уходит во второй половине дня.

– У меня уже есть список, – кивнул Гефель.

– Ну и как? – спросил Кремер.

Гефель смотрел мимо Кремера в окно.

– Что «ну как»? – спросил он и пожал плечами. – Ребенок, конечно, уедет.

Почувствовав в голосе Гефеля горечь, Кремер дружески сказал:

– Я ведь не изверг, Андре, но ты должен понять…

– А я, по-твоему, не понимаю? – Голос Гефеля теперь звучал почти враждебно.

Кремеру не хотелось спорить, однако он должен был проявить твердость, как бы это ни было мучительно для него самого. Поэтому он молча кивнул, протянул Гефелю руку и сказал примирительно:

– Я не стану больше с этим возиться, так и знай! Теперь все в твоих руках.

Он ушел.

Гефель мрачно смотрел ему вслед. «Теперь все в твоих руках!» Устало направился он в дальний угол склада. Мальчик сидел на шинели и забавлялся «цветной картинкой» – старой игральной картой, которую принес ему Кропинский.

Тот примостился здесь же на корточках. Увидев Гефеля, он с благодарностью взглянул на него. Гефель сдвинул шапку на затылок и провел рукой по лбу.

Ребенок уже привык к нему и улыбнулся. Но Гефель был необычно серьезен. Мельком взглянув поверх головки мальчика, он заговорил с Кропинским тоном, который ему самому показался чуждым:

– Ты отнесешь ребенка поляку.

Кропинский, казалось, не понял его, и Гефель резко добавил:

– Поляк сегодня уйдет с этапом.

Кропинский медленно поднялся.

– С этапом?

Гефель уже не мог совладать с охватившим его раздражением, ему хотелось как можно скорее поставить точку на этом деле.

– Что тут особенного? – накинулся он на Кропинского.

Кропинский машинально закивал головой. В этапе действительно не было ничего особенного. Но почему Гефель говорил с такой злобой?

– Куда этап? – спросил Кропинский.

Лицо Гефеля еще больше помрачнело, и он грубо ответил:

– Тебе какое дело? Делай, как сказано.

Глаза Кропинского широко раскрылись. Берген-Бельзен! С его губ уже готово было слететь слово протеста, но он промолчал и только смотрел с растерянной, безнадежной улыбкой в нахмуренное лицо Гефеля. А тот, боясь поддаться слабости, прикрикнул:

– Унеси ребенка, пока не пришел Цвайлинг, и…

Кропинский опустился на корточки, осторожно забрал у малыша «картинку», сложил ее вдвое и взял ребенка на руки. Когда он уже собрался идти, Гефель погладил мягкие волосики ребенка.