Шрифт:
Пожар в садике вспыхнул из-за утечки горючего в подвале, где находилась установка для отопления. Гиди был в тот день на ежегодной школьной экскурсии, и Рухама попросила меня привести Шая из садика домой. Я всегда делал это с удовольствием. В этот раз я пошел немного раньше и уже издали увидел дым и услышал крики с улицы:
— В детском саду что-то горит! Надо вызвать пожарную команду!
Я бросился бежать, опережая других бегущих. Добравшись до садика, я увидел, что весь нижний этаж уже охвачен пламенем. Я сразу понял, что дети попали в ловушку, потому что не могут выйти из здания обычным путем. И действительно, через несколько минут я увидел на крыше воспитательницу и ее помощницу, вокруг которых толпились перепуганные дети.
Я не стал терять времени. Протиснулся сквозь толпу — что было нетрудно, потому что передо мной расступались, — и побежал к соседнему дому. Там я поднялся наверх и одним махом перепрыгнул на плоскую крышу горящего дома. Шай тут же подбежал ко мне и повис на шее. Но к его большому удивлению, я тотчас стряхнул его с себя, схватил в зубы его штаны и рубашку и вот так, неся его в зубах, как львица львенка или кошка котенка, одним прыжком перенес на соседнюю крышу. Потом сразу же вернулся на горящий дом, сопровождаемый аплодисментами и криками собравшейся внизу толпы. Теперь, однако, я столкнулся с проблемой: дети боялись меня не меньше, чем огня, а может быть, даже больше. Огонь был еще внизу, и только дым ел им глаза, а я был рядом, со всеми своими клыками и когтями. Но воспитательница, лишь мгновенье поколебавшись, стала хватать детишек одного за другим и передавать мне в пасть, а я, ухватив зубами их одежду, раз за разом прыжком переносил этих детей на соседнюю крышу, не обращая внимания на их перепуганный визг. Ребятишек было двадцать три, так что я управился с ними довольно быстро и под конец перенес таким же манером и их воспитательницу, а вот с помощницей дело оказалось сложнее, потому что она категорически отказалась от моей помощи. Но когда пламя вырвалось из лестничной клетки прямо на крышу и его языки стали лизать кровельное железо, она потеряла сознание и упала. В таком состоянии мне не составило особого труда перенести и ее. Да она и не была особенно тяжелой. А тем временем прибыли пожарные и начали гасить огонь.
С того дня дети из садика тоже согласились, чтобы я иногда приходил к ним вместе с Шаем. А когда настал праздник Пурим [2] , эти малыши и дети из начальной школы, где учился Гиди, пригласили меня прийти посмотреть на их маскарадные костюмы. И в кого, вы думаете, нарядились большинство из них? Конечно, во львов. Но я тоже нарядился. Надел сапоги, перчатки, шляпу и пальто и попробовал ходить на задних лапах, притворяясь человеком. А для пущей убедительности Цвика всунул мне в рот трубку и привязал ее ниткой к одному из моих зубов, чтобы она не упала, когда я зевну. Скажу вам по секрету, на четырех лапах ходить куда легче. А уж бегать и прыгать — вообще нет сравнения. Но вот рук, конечно, не хватает. Я думаю, что если в один прекрасный день найдется способ изготовлять людей по проекту, то стоит придать им хотя бы шесть конечностей — четыре ноги и две руки. Мне кажется, такое создание было бы совершенным существом. Быстрым, ловким и в то же время способным выполнять любую самую тонкую работу. Вы не можете себе представить, с какой завистью я следил за детьми в садике, когда они рисовали, лепили или учились складывать бумагу. Я пообещал им, что когда снова стану человеком, то научу их многим другим способам складывания, потому что в своем человеческом образе был специалистом в этой области. И что интересно: они были единственными, кто видел во мне обычного зверя — не страшного льва, а просто большое животное с гривой. И в то же время только они поверили мне, когда воспитательница объяснила им, что я написал на своей дощечке для письма. А написал я следующее:
2
Пурим — еврейский праздник в память спасения евреев Персидской империи от истребления Аманом, любимцем царя Артаксеркса. Празднование сопровождается маскарадным представлением — пуримшпилем.
КОГДА Я СНОВА СТАНУ ЧЕЛОВЕКОМ…
Вообще, с детьми мне было много легче и интересней, чем со взрослыми. Например, Шай и Гиди задавали мне самые что ни на есть разумные вопросы, вроде:
«Когда тебя щекочут, ты чувствуешь то же, что мы, когда нас щекочут? Тогда почему ты не смеешься?»
«А плакать ты можешь?»
«Почему ты не стесняешься ходить голым?»
«Когда ты женишься, кто у тебя родится — дети или львята?»
«А с кем ты поженишься, с львицей или с женщиной?»
«Ты останешься у нас навсегда?»
«Что у тебя в животе? Там сидит маленький человек?»
«Это правда, что ты был когда-то маленьким и учился в школе вместе с папой?»
«Это правда, что ты был самым слабым в классе, кроме папы?»
И так далее и тому подобное. Вопросы, вопросы, много вопросов.
Глава восьмая
Как я познакомился с моей мамой и нашей собакой
Однажды в дверь позвонили, и кто бы вы думали появился на пороге? Моя мама и наша собака! Мама пришла навестить Цвику и Рухаму, повидать их детей, а заодно и знаменитого льва и поговорить с Цвикой о телеграмме, которую она получила от меня. Как связать эту странную телеграмму с моим неожиданным исчезновением, которое сопровождалось поломкой кровати, шкафа и окна, и что Цвика думает о моей ночной пижаме и ремешке от часов, порванных самым удивительным образом?
Наша собака вошла с поджатым хвостом и сделала вид, что смертельно боится меня. Я подмигнул ей. Но она и в самом деле была несчастной — ее не покидало чувство вины. Во всяком случае, так я думал. Позже я узнал, что она только делала вид, что сожалеет о своем поступке. На самом деле она все это сделала преднамеренно. А ее несчастный вид в тот день никак не был связан с чувством вины — просто у нее болел живот. Но мама на всякий случай заперла собаку в душевой, чтобы я вдруг не вздумал ее съесть. За себя она как-то не беспокоилась. Я гордился ею до глубины души. Правда, мама видела меня каждый день по телевизору. Но ведь она не знала, что это я, и по-прежнему обо мне беспокоилась. Мама объяснила Цвике, что, как бы ей ни хотелось поверить моим успокоительным телеграммам, они нисколько не объясняют все странности моего исчезновения.
— Госпожа Розен, — сказал Цвика, выслушав ее, — я только что получил секретную информацию в связи с исчезновением Давида. В настоящий момент я не могу поделиться с вами этой информацией, но могу вас заверить, что он жив и невредим. Я как раз собирался на этой неделе зайти к вам и рассказать об этом. Хорошо, что вы меня опередили. А что касается беспорядка, который вы обнаружили в его комнате в тот вечер, когда он исчез…
— В ту ночь, — исправила его мама, любившая точность.
— Да, в ту ночь, — сказал Цвика. — Этот беспорядок был вызван неким контролируемым опытным взрывом, который Давид должен был произвести перед выходом на задание. Произошли небольшие разрушения, но сам он жив и здоров. Вы можете мне поверить.
— Как я хотела бы тебе поверить, Цвика! — вздохнула мама.
Я лег у ее ног и лизнул ей руку.
— Надеюсь, что он не голоден, — засмеялась мама, но руку на всякий случай отняла.
— Нет, — объяснил Цвика, — это выражение симпатии. Вы, очевидно, очень ему нравитесь. И не думайте, что это для него нормально. Обычно он дремлет, если только его не заставляют отвечать на вопросы.
— А какие ему задают вопросы? — заинтересовалась мама.
— Смотря кто спрашивает, — ответил Цвика. — Проверяют его познания в разных областях, его способность ориентироваться, пробуют задавать вопросы, которые требуют самостоятельного мышления. В сущности, все пытаются проверить, насколько он похож на человека.