Говоря это, он как всегда сиял. Завидная жизнерадостность!

— Вас не было, — буркнул Фомин.

— Надо просто звонить, — напомнил Лев Андреевич.

— Это когда-нибудь кончится?

— Это пройдет, — улыбнулся Лев Андреевич. — Это обязательно пройдет!

— Вместе со мной, наверное, — заметил Фомин.

— Да что вы! Вы абсолютно здоровый человек! Только кое-какие мерцания в голове!

«Ну да, парень-то он неплохой, — вспомнил Фомин приговорку Леши, — только ссытся и глухой!»

— Вы меня успокоили, доктор! — усмехнулся он. — Только в следующий раз я наверное дождусь, пока она сама домерцает!..

После визита к Беркуту он пробовал выяснить еще раз, что же с ним такое, но в той больнице, где он лежал после аварии ему посоветовали обратиться все к тому же Льву Андреевичу. А в каком-то государственном НИИ от Медицинской академии, куда он еще обратился, ему сказали, как отрезали:

— А что вы хотите, молодой человек?! После такой травмы?

— Но мне вообще сказали, что я покойник! Что меня нет!

— Не надо шляться по пивным и экстрасенсам! — посоветовали ему. — Здоровее будете!.. Заведите себе здоровый образ жизни. Душ, гимнастика, не курите, не пейте…

«Ага, и без женщин!.. — понял все остальное Фомин. — Плавали, знаем!» И он запил, неожиданно найдя в этом облегчение…

Не пойду никуда, решил Фомин на этот раз, пусть лопнет на самом деле. В голове то рассыпало шрапнелью, то рубило топором. Он опять попытался максимально расслабиться. Боль откатывалась и снова возвращалась, словно играя.

Раздался звонок в дверь, сбивая расслабление. Все могут идти к черту!.. После двух звонков послышалось звяканье ключа в замке. Ирина. Ирина это хорошо! Правда, вчера, уходя, она шваркнула декоративные распашные дверцы бара так, что бармен записал еще одну статью расхода и бой стаканов, на всякий случай. Кажется. Вспоминать было больно. Он не шелохнулся, предвкушая тот момент, когда она тронет его раскаленную голову, именно на такой случай он и уговорил ее взять ключи.

— Ты дома? — спросила Ирина из прихожей; потом послышались легкие шаги и долгожданная рука на голове. — Бедный, даже не дышит!.. Хочешь, я тебя полечу?

Он закрыл глаза в знак согласия. Кто же откажется лечиться в его положении, тем более что способ, который она предлагала, был восхитителен, мало того, он был единственным, если не считать чудо-метода Льва Андреевича. Ирина раздевалась до своих тончайших кружев, («А вот это настоящие блонды!» — показывала она), потом забиралась к нему в постель — невесомая, восхитительно освежающая (именно поэтому ее метод и был восхитителен: ее тело источало упругую свежесть)!

Иногда она так и засыпала вместе с ним, принося ему только короткий облегчающий сон, за которым снова следовала боль, но чаще кровь отливала от бедной Андроновой головы, устремляясь совсем в другие места, и тогда вставал вдруг среди раскаленных Палестин чудный оазис, который освежающе утомлял их обоих. Ирина могла оттянуть визит к Льву Андреевичу почти на сутки «краще» всякого экстрасенса. А началось все с легкого массажа, который они так и не смогли закончить.

— Здорово! — только и смог сказать Фомин тогда. — Что это?

— Русское народное средство.

— Откуда у тебя, махровой горожанки, народные средства?

— От верблюда! У меня бабушка, между прочим, из деревни!

Бабушка из деревни, белье из Парижа, сама словно Шемаханская царица, дерзкие скулы кочевницы, москвичка! Россиянка, как сказал бы первый российский президент…

— Так помянем бабушку еще раз!..

Голова прошла. Ирина снова оказалась на высоте и как всегда в таких случаях, победительно улыбалась. Но уже через пять минут она вспомнила вчерашнее. Как быстро устроены женщины, восхитился Фомин.

— Ты опять ушел последний? Это неприлично!..

Ирина была хорошей девочкой, придерживалась приличий и хороших манер везде, кроме того места, где сохранять хорошие манеры неприлично. Она всегда здоровалась со старушками у подъезда и никогда не забывала воспитывать Фомина.

— Не помню, — сказал он, с трудом припоминая, что же было после ее ухода; в голову лез какой-то бред. — Нет, не последний. Кажется, кто-то еще играл на бильярде.

— То-то мне Игорь с утра звонил, жаловался, что ты его обыграл на сто долларов. А потом поджег бар.

— Да ла-адно! — протянул он. — Не было ничего такого!

— Он говорит, что полыхало, словно на арсенале.

— Слушай ты его! Привиделось спьяну, так же как и сотня долларов, я даже играть не умею!

— Он поэтому и звонил. Говорит, что ты прикидывался пьяным чайником, а потом разделал их всех под орех тупым концом кия. Просил вернуть, это у него последние. Ты, наверное, так же как в санатории простачком прикидывался?

— Я в санатории все эти аттракционы вообще первый раз увидел! — возмутился Фомин. — Или вспомнил…