— Добрый день, — заложив за спину руки, спокойно говорю приветствие.

— Ну, привет, мерзавка! — обманутая собственным мужчиной поднимается, гордо распрямляя спину, выдвигает грудь вперед и начинает наступать своей фигурой на меня.

— Кто Вы и что Вы хотели? — подаюсь назад. — Разве мы знакомы?

— Станислава Карташева, — с ядом в голосе надменно представляется. — Знаешь, кто я?

— Понятия не имею. Но теперь приятно познакомиться, Станислава, — зачем-то протягиваю руку ей.

— Борзота, да? — с презрением поднимает уголок рта. — Молодая, наглая, грязная, подлая…

— Что? — хмыкаю. — Какое Вы имеете право так со мной разговаривать? Что Вам угодно? По какому вопросу Вы пришли сюда? М?

— Молодая, да ранняя, говорю, да? — по-змеиному скрутившись телом, опустив немного голову и насупив брови, эта женщина продолжает на меня идти.

— Зачем Вы пришли? — отступаю чуть быстрее. — Что происходит?

— Не догадываешься, маленькая дрянь? Дуру строишь? Если честно, то не очень выходит. Таланта маловато. И неудивительно. Боже, что он в тебе нашел? Пигалица!

— Вы… По какому праву…

Что-то, видимо, хотела ей еще ответить, но сразу не сориентировалась по обстоятельствам, зато мгновенно получила оплеуху по лицу.

— Ай! — от боли я слегка присела, спиной прочесав холодную побелку стены.

Ах, как же больно, Господи! Просто до фонтанирующих слез из глаз. Один сплошной соленый непрерывный поток дурной воды, замылившей мне вид. Прижав ладонь к раскаленной от затрещины щеке, случайно встретившейся с тяжеленной лапой Карташевой, со слезами в голосе взбесившейся бабе говорю:

— За что? За что Вы, Станислава?

— Он женат, сучка. Артем женат! У нас есть дочь! А ты кто? Шалава! Сучка мелкая! Какого хрена лезешь?

— За что?

— Не догоняешь, дрянь?

— Я не знала… — начинаю вдруг оправдываться.

— Не знала? — сощурив взгляд, шипит змеей. — То есть все же признаешь! Еще по морде захотела? Кольца, тварь, не заметила? Ты не только полоумная, но еще и слепая, да?

— Я не знала, — безостановочно плачу, продолжая повторять, — не знала, не знала, не знала. Поверьте, пожалуйста. Он не сказал…

— А теперь знаешь, дрянь? — женщина выпрямляется, задрав свой подбородок. — Знаешь, стерва? — и еще разок заносит свою руку, чтобы ударить по моей щеке. — Отвечай, тварюка…

— Что здесь происходит? — тихий мужской голос останавливает ее намерение. — Вы кто?

— Жена ее бывшего кобеля! — без стеснения выплевывает этому охраннику в лицо. — Артем — мой муж и отец моей дочери! — снова орет на меня. — Запомнила, мразь?

— Да, — глотая слезы, не поднимая головы, шепчу. — Извините…

— Вам пора…

Краем глаза замечаю, как этот Слава, по-прежнему не вынимая левой руки из своего кармана, берет разъяренную фурию под локоть и практически тянет на выход.

— Уходите!

— Ты еще кто такой?

— Уходите, пожалуйста.

— Дрянь! На чужих мужиков лезешь? Отольются тебе слезы всех обманутых женщин. Он мой! — орет куда-то вверх, словно своим ором наслаждается. — Отпусти меня! Пусти, сказала!

Слава резко убирает свою руку и пятится назад от вопящей и бьющейся в истерике бабы. Спокойно ждет, пока она уберется из помещения, а затем развернувшись, почти бегом направляется ко мне, с безобразно раскрытым ртом, сползающей по бездушной и холодной стене.

— Даша, что с тобой? Даша…

— Не трогай меня, — выставляю руку, безопасно огораживая себя, опускаю голову и под нос себе одно и то же бормочу. — Не подходи, не приближайся, не смей. Стой, где стоишь! Не трогай…

Даша

Во всем, что со мной происходит, виновата, без сомнений, только я сама. Не хотелось бы именно сейчас перекладывать ответственность на кого-нибудь другого, тем более что ни к чему хорошему излишняя жертвенность сложившегося положения гарантированно не приведет, зато кусать себя я буду больше, сильнее и даже изощреннее. Противоположный по предполагаемому действию произойдет эффект.

— Пожалуйста, если тебя не затруднит простая просьба, то держись от меня подальше, на достаточном для размаха моих легких расстоянии. Так далеко, чтобы я могла полной грудью дышать. Я не нуждаюсь ни в твоем, ни в чьем-либо еще участии и уж, конечно, нет необходимости в жалком, где-то даже унизительном, сочувствии. Ни жалость, ни сопереживание, ни любезно оказываемая помощь, ни щенячий взгляд, ни какие-то дебильно-ванильные слова, еще наигранное сюсюканье, и уж, конечно, ни искусственное дыхание по дедовскому методу «рот в рот» не отвернут то, что уже определенно произошло. Поэтому не стоит проявлять тут благосклонность и строить из себя беспокоящуюся и сострадающую моему состоянию натуру. Отойди, пожалуйста, — не договаривая основную мысль, шиплю. — Туда-туда! Я же не в обмороке, а мое не совсем, возможно, адекватное поведение и жалкие слезы — всего лишь чертов эффект глубокой неожиданности от того, что эта обманутая сволочью жена учудила. Не ожидала я, что женщина с чудесным редким именем Станислава станет лопасти здесь распускать. Так что, давай назад! — сильнее выставляю руку, заставляя отступить его еще, в общей сложности, где-то на полметра. — Назад, назад, назад — кому сказала? Ничего не случилось — все нормально! — не поднимая глаз, негромко и достаточно уверенно произношу. — Все! Забыли о том, что произошло, и о том, чему ты стал случайным свидетелем! Здесь это не обыденность, сегодня просто моя карта неудачно на сукно легла. Телохранитель мне тоже вроде бы не нужен, так что отодвинься на три-четыре шага. И еще, надеюсь, что нет необходимости в донесении до твоего сознания, что этот скандал должен носить отпечаток тотального неразглашения. Просто-таки совершенно секретное событие! Андерстэнд ми? — жду, что он в ответ хотя бы утвердительно кивнет. — Ты меня понял, Слава? Не стоит об этом по смене передавать или шушукаться по коридорам. Больше ничего не будет. Уверена, что эта женщина сюда больше не придет, а с тем козлом у меня связи, к моему огромному сожалению, с очень недавних пор нет. Что смотришь? — бросаю быстрый взгляд на лицо сочувствующего мне мужчины. — Теперь нужно оправдаться и перед тобой, что ли? Письменно или вполне достаточно, если исповедь состоится в устной форме? А кто ты вообще такой?