— У тебя протез? — почти визжу от изумления. — Повернись ко мне, пожалуйста.

Вместо того, чтобы выполнить то, о чем я попросила, с весьма испуганным взглядом он застывает возле своей водительской двери.

— Я… Даша… Не хотел тебя напугать… Так уж вышло… Извини… — нечленораздельно, очень неуверенно бормочет.

Замечательно! А когда он собирался о своем дефекте рассказать? Когда его пластиковую конечность заклинит на каком-нибудь крутом повороте, и я буду вынужденно и очень спешно перехватывать из его задеревеневших рук люфтирующий руль? Тогда придет, видимо, подходящее время и тогда меня уже ничем не испугать?

— Знаешь что, с инвалидом я еще не рассекала по просторам нашего великолепного города. Это однозначный за сегодняшний день просто-таки охренительный перебор. Всего хорошего, Вячеслав!

— Даша! — выкрикивает мое имя. — Пожалуйста, подожди. Могу все объяснить.

А что это за дикий ор? А мне нужны какие-то от этого мужчины объяснения? Мы друг другу, вообще, кто?

— Чего еще? — уже, естественно, настраиваюсь на побег, почти что принимаю низкий старт и снова не смотрю ему в глаза. — Всего доброго, Слава, и спокойной ночи! Пока-привет!

— Это проблема? Проблема, что я такой, — себе определение вышептывает крайне жестким тоном, — ущербный?

— Я этого не говорила, Вячеслав. Тебе самому нормально? — встречное замечание выкатываю. — Живешь комплексом про внешний вид или с неизбежной участью смирился?

— Нет, конечно. Вернее, да, скорее всего, уже, наверное. Но… Я попал в аварию, так уж вышло, Даша… И мне предусмотрительно отрезали травмированную руку, хотя я настойчиво до любезно поданного мне наркоза просил этого не делать.

— Тебе, конечно же, виднее! — издевательски звучу.

— Ты… Ты… — раздувает ноздри, злится парень — сто процентов. — Не представляешь, что такое проснуться раскромсанным, четвертованным, хотя еще четыре часа назад ты видел эту долбанную руку и никаких, казалось, предпосылок для того, чтобы ее отрезать у докторов не было в тот момент.

— Ладно, проехали. Или ты хочешь, чтобы тебя жалели?

Я ведь жестока, милый Слава! Жизненный опыт научил меня никого не жалеть. Бей, Даша, первой, пусть тебя боятся. Нанеси свой смертоносный упреждающий удар!

— Ты давно руки лишился?

— Семь лет назад, — пальцами своей живой руки придавливает основание переносицы. — Пожалуйста, послушай…

Сочувствующе киваю, но слушать, если откровенно, не хочу.

— Мне очень жаль, что так случилось. Но…

— Я к этому привык, смирился с новым видом, я научился жить с, — поднимает вверх искусственную руку, — этой штукой. Погоди, пожалуйста! Даш?

— Угу? — подкатываю глаза.

— Ты ведь так и не ответила, ты отказываешь в чашке кофе потому, что я инвалид, неполноценный на левую конечность?

О! Понеслась! Сейчас, по-видимому, подкатят разговоры про «вне очереди», про «бренность человеческого бытия». На жалость будет бить охранник на Камаро?

— Это что, шантаж? — с ухмылкой произношу.

— Простой вопрос, Смирнова Даша! И, — начинает странно заикаться, — п-п-предложение провести веч-ч-ч-ер. Я подвезу потом, куда с-с-с-скажешь.

Вот же, твою мать! С ним сейчас удар случится, если я откажу в простой услуге? Проблема ли, что у него нет верхней левой лапы? Откуда мне такое знать? Судя по тому, что я вижу, вместо светлой кожи, там достаточно продвинутый агрегат. Безумно дорогой экспонат — сразу видно. Во-первых, я не слышу ни одного скрипящего звука, словно с верхней конечностью у этого хозяина все хорошо, а во-вторых, мелкая моторика искусственных пальцев, хоть и слишком темных, почти как роботизированной человекоподобной машины, полностью сохранена. Он же перебирает ключи, спокойно возится в своем кармане. Такая роскошь стоит очень дорого! Теперь я окончательно задумалась, а охранник ли он, вообще?

— Почему нет ни одного опознавательного знака о том, что за управлением этой гоночной тачки сидит безрукий мужик, м? — съезжаю с грустной темы и предлагаю подискутировать на тему соблюдения правил дорожного движения. — Сколько у этой железки под капотом дури? Как ты можешь? А если…

— Я хорошо вожу, — кивая головой, свое же утверждение подтверждает.

— Я этого не знаю, — отступаю на несколько шагов от пассажирской двери, оглядываюсь назад с вполне читаемым желанием убежать, — поэтому, как ты, наверное, сам догадываешься, посиделки за чашкой кофе отменяются. Мне хватит на сегодня драм.

— Даш…

— Я знаю, что такое отсутствующая конечность, Слава. У моего отца был лучший друг. Руки вот по сюда, — показываю на свое плечо, — у дяди Николая не было. Но он никогда не подвергал опасности свое окружение и свою семью, не помню, вот просто не было такого, чтобы он…

— У меня нет левого предплечья и кисти, Даша. Но ес-с-сть плечо, с ним все в порядке. Пожалуйста, я уверенный водитель.

— Господи! — подкатываю глаза и снова подхожу к двери в салон этого навороченного спорткара. — Я не боюсь тебя и не отказываю в одной-единственной чашке очень черного кофе. Для справки, я не пью бурду, разбавленную кислым молоком или густыми сливками. Понятно?