Шрифт:
— Неизбалованных мужчин? Теперь себя причисляешь к неизбалованным? Едва ли, Ярослав! — закусывает нижнюю губу. — Мне кажется, что у таких настойчивых красавчиков, как ты…
— Не ошиблась в определениях, кумпарсита? — со смешком перебиваю. — Привет-привет, я Ярослав, а как тебя зовут? Я тот, который тебя преследовал…
— Ты добивался моего внимания, — быстро вставляет объяснение. — Весьма экстравагантным способом, конечно. Обычно мужчины ведут себя несдержанно рядом с маленькими женщинами. Они хамят, пошлят, кривляются, даже нецензурно выражаются, чтобы привлечь наше внимание.
— Срабатывает?
— Со мной — нет!
Я так и знал…
— Знаешь, они, как обезьяны с красными задами, пляшут, улюлюкают, дергают… — слегка смущается, — своими причиндалами перед носом у слегка опешивших от исключительного внимания самок. Теперь уверена, что ты не из их компании. По крайней мере, мне так кажется, — останавливается, а затем тихо добавляет, — сейчас!
Чего-чего? Она меня, по-видимому, выгораживает? Смирнова старается объяснить некорректное, нахрапистое поведение, когда я подкатывал к ней с одной лишь целью — скорее затянуть ее в кровать? Твою мать! Это вообще она, та, которая в упор меня тогда не замечала? Та, которая за невинное прикосновение к ее щеке… Блин, вот там я, кстати, был не виноват! Мои губы сами в атаку поперли, когда она чуть задом не присела на пол в том уютном кафе. А что, прикажете, мне было делать, когда ее аромат забил все носовые пазухи, замкнул здоровую мыслительную активность, оставив лишь питание от «аккумуляторов», у которых лишь одно назначение, он же слоган и девиз:
«Размножение, плотское удовлетворение — секс, секс, секс!».
Я ее хотел… Хотел, да и сейчас хочу! Сильно! Как мог, так и добивался, или от ответственности за неудачи пытался коряво спетлять. Всего-то, как оказалось позже, надо было прямо о своем намерении сказать:
«Ты мне нравишься, кумпарсита. Давай встречаться!».
Вот это оправдание я подогнал! Не забыть бы еще упомянуть ту проститутку, которая почти мне пригрозила отлучкой от минета и, видимо, заставила, сама того не желая, действовать со Смирновой более решительно и более открыто. Признаться или с такой исповедью подождать? А то и вовсе забить и не заморачиваться о том, что мы уже прошли? К тому же молва о Дашиной сговорчивости в отношениях с мужчинами по соответствующим каналам лилась, как из того рога изобилия. Там только уши подставляй. Она права, а я действительно козел, раз слушал ересь и на ус, как божественную заповедь, мотал.
— А-а-а! Мне показалось, — свожу два пальца вместе, — в какой-то такой нехороший один-единственный момент, что ты готова была меня прирезать, стоило мне только выйти без своей охраны за порог.
— Прирезать? — заливисто смеется. — Поехали уже, добровольная жертва! Я не шучу, Ярослав. Пора!
Стоп! Она, по-моему, назвала меня красавчиком, помимо настойчивого характера? Надеюсь, я еще и по-мужски красив? Не ослышался ведь, в самом деле? А как же народная пословица и поговорка о том, что:
«Настоящий муж-мужчина-жених-парень-чувачок-дружок, тот самый юноша, должен быть немного краше обезьяны»?
— Даш, это ведь не комплимент, — резко нажимаю кнопку запуска двигателя, вместе с этим выкатываю на лицо наигранное разочарование, — для мужчины. Понимаешь?
— Комплимент? — таращит глазки. — Ты о чем сейчас говоришь?
— Про мужскую красоту. Мол, я красавчик в твоем, конечно, представлении.
— Я говорю о том, что вижу. Ты, Горовой, уж больно смазлив, особенно, когда заглядываешь в глаза. У тебя тяжелый взгляд…
— Тяжелый?
— Испытывающий, зудящий, требующий, иногда насилующий. Такое трудно пережить, к тому же без последствий. Твой взгляд — ищущий добычу, понимаешь? Однако иногда просящий — вероятно, обманный маневр…
Я для нее щенок, что ли? Или безжалостный охотник?
— Просящий? О чем? — на всякий случай уточняю.
— Это трудно объяснить, но, когда ты смотришь на меня, например, я чувствую себя, — замолкает, пунцовеет, тушуется, мнется и не спешит с продолжением, — раздетой…
Так я этого и добиваюсь. Не знал, правда, что на самом деле так могу. Что это такое между нами — утешение за бестактность ее отца или истинное положение дел и я, действительно, ей совсем немного нравлюсь?
— Даша, ей-богу, ты меня каким-то человеческим монстром выставляешь, которого тяжело терпеть, выносить, от которого практически не скрыться, который мучает свою добычу, но в то же время я, как чей-то, в данном случае твой, палач… Все же чересчур смазлив!
Ничего как будто не забыл!
— Это обыкновенная женская логика, Ярослав, — смеется и головой указывает в направлении, в котором несколько минут назад ушел Алексей Смирнов. — Мой отец страдает от обилия женских мозговых извилин в своем доме — страдает, страдает, страдает. Это видно! Папа талантливо скрывает свои чувства — большой опыт, как он говорит, но с младшим братом навязчивыми мыслями все же делится. Вернее, мысль всего одна — зато какая: «Как эти девочки меня достали!». Небольшая неувязка! У дяди Сережи та же самая семейная картина, с элементами трагедии, конечно, — Женя, его бывшая жена, там очень интересные отношения — сразу всего не перескажешь непосвященным в дело, извини. Я, кстати, помогаю ему ее заново завоевать. И до кучи — две дочери, мои двоюродные сестрички, Юля и Тоня. Отец и дядька, помимо того, что родственники, как говорят, по крови, так еще и друзья по тому самому несчастью. Но, — поднимает палец, — у них, как у мужчин, на это безобразие выработался устойчивый иммунитет. Так что, — крутит пальцем перед моим носом, — не пытайся понять женщину в любое время суток, Ярослав. Прими, как данность, то, что я сейчас сказала. Ты красивый парень, но, — обхватывает себя за плечи, словно ловит лихорадочный приход, — ты пугал меня.