— Хорошо говорит Катерина, — наклонившись к Марусе, шепнула Анна Авдеева. — Только вот уж слишком либеральничает. Жестче надо бы, жестче.

Киншина как раз дошла до обличения казенщины, царящей в гимназиях и убивающей в учениках все живое. Маруся кивнула и оглянулась назад, на Ванду и Аню Гармиза, мол, уж мы-то знаем всю подноготную этой системы… Аня озорно подмигнула, а красивое лицо Ванды прямо-таки расцвело — правда, непонятно, то ли от горячего одобрения речи Киншиной, то ли вообще от всего происходящего. Ванда любила шумные собрания, толпы народа. Марусе иногда даже казалось, что Ванде все едино — что сходка рабочих, что народное гулянье. Уж такая у нее натура — обязательно должна чувствовать себя в гуще жизни. И пусть вокруг будет побольше мужчин, готовых восхищаться ее красотой. Мужчин, на которых можно испробовать свои неотразимые чары.

Гул голосов постепенно стихал. Киншину слушали внимательно.

— Подожди, то ли еще будет! — вдруг радостно заметила Ванда. — Посмотри налево, сбоку, — Вольский пришел!

Теперь происходящее на сцене Ванду почти не интересовало — все ее внимание было направлено налево. Она даже досадливо закусила губку: интересующий ее объект был слишком далеко.

Маруся посмотрела в указанном направлении. Михаил Вольский, как всегда элегантный, стоял, небрежно прислонившись к стене. А неподалеку, всего в двух шагах от Михаила, Маруся увидела Клашу Семенову.

Клаша, видимо, заметила ее еще раньше. Поймав Марусин взгляд, она кивнула и улыбнулась так ласково и приветливо, что у Маруси невольно сложилась ответная улыбка. Невидимая нить понимания, связывавшая девочек в детские годы, словно вновь протянулась между ними.

Но это длилось не больше секунды. В следующее мгновение Маруся поджала губы и отвернулась. Ее лицо сразу сделалось сухим и неприветливым, каким-то некрасивым. А когда она через некоторое время вновь посмотрела в ту сторону, Клаша исчезла. Проснувшаяся было в Марусиной душе прежняя нежность к Клаше уступила место озлоблению. Маруся поморщилась, как от зубной боли: «Приходила поглазеть из любопытства». Странно, что Вандино легкомыслие Маруся прощала. Но к Клаше у нее был другой счет.

Клаша Семенова — первое и пока самое серьезное Марусино разочарование. Их пути начали расходиться давно, но окончательный разрыв наступил год назад — почти сразу после того, как Спиридонова вступила в партию социалистов-революционеров. Идеи, целиком завладевшие Марусиным воображением, Клаше были абсолютно чужды, но прежняя, годами выработанная привычка все обсуждать с подругой не могла исчезнуть вот так вдруг, в один день. Поэтому они продолжали встречаться, хотя тягостными были эти встречи. Разговоры постепенно превращались из диалогов в монолог: Маруся говорила, а Клаша слушала, слушала… И Марусины речи ей совсем не нравились. Как-то раз она набралась храбрости и робко возразила:

— Но, Маруся, разве все непременно должны включиться в борьбу? Даже женщины?

Маруся оторопела:

— А какая разница — женщины, мужчины?

— Ну как же, — Клаша почувствовала себя увереннее. — Ведь мы же женщины. Мы должны в первую очередь думать о семье, о детях… Мы отвечаем за них.

— О каких детях? — не поняла Маруся. — У нас же еще нет детей…

— Так будут, — сказала Клаша. — Обязательно будут, иначе зачем мы на свете живем?

У Маруси от возмущения чуть дыхание не перехватило:

— Так ты что, считаешь, что наше предназначение только детей рожать? Как любая животная самка?

— Ну почему же, — смешалась Клаша. — Не только рожать, но и воспитывать.

— Как ты можешь?! Ты посмотри на этот мир — кругом несправедливость, горе, слезы! И ты еще собираешься плодить несчастных? Прежде чем думать о детях, надо переделать жизнь, для них же переделать, чтобы в будущем они были счастливы!

Маруся заходила из угла в угол по комнате. Клаша, чуть помолчав, спросила:

— И сколько времени ты собираешься… переделывать?

— Столько, сколько потребуется! — бросила разгневанная подруга.

— Но, Маруся, — тихо, но твердо возразила Клаша, — тогда ведь наши дети так никогда и не родятся.

— Пусть! Если это надо для будущего и революции — пусть.

Маруся с вызовом посмотрела на Клашу.

Но ту сбить было невозможно.

— Нет, не пусть. Я не хочу отдавать свое настоящее ради неведомого будущего. Я хочу семью, и мужа, и детей…

— …и дом в деревне, и варенье варить, — зло и насмешливо продолжила Маруся.

— Да, и варенье варить, — прошептала Клаша, опустив голову.

Маруся выпрямилась во весь свой небольшой рост.

Глаза ее гневно сверкнули:

— Вот не знала…

— Что не знала? — сказала Клаша уже совсем еле слышно.

— Не знала, что ты предательница!

— Маруся! — Клаша попыталась схватить ее за руку. — Что ты делаешь, Маруся, опомнись! Мы же подруги!

Марусины глаза сузились в две злые щелочки:

— Подруги? Мне не нужны такие подруги!

— Но мы же… Мы же с детства вместе! Ты же мне как сестра! Я же люблю тебя!