Все же я перестарался с торжественностью и запоминаемостью: Маша (моя Маша) после того, как пресвятая дева рассыпалась звездами и погасла, просто хлопнулась в обморок, да так, что я ее едва подхватить успел. По счастью, обморок был не особо глубокий, и моей жене (уже жене!) хватило брызг воды на лицо, чтобы очнуться. А вот все остальные «гости столицы» очнулись далеко не сразу. И, похоже, так окончательно в себя и не пришли: когда все стали к нам подходить с подарками, только два человека нам не поклонились глубоко: сам Николай и Александр Христианович. Да и то последний лишь потому, что я ему шепотом напомнил:

— Александр Христианович, я всего лишь человек, мне кланяться неуместно.

Я бы и остальным напомнил, но не знал, как их зовут…

Зато после венчания к нам на свадебный пир никто ломиться не стал. То есть я отдельно пригласил императора с супругой и Бенкендорфа со всем семейством, ну и все Байрамовы тоже, конечно, попировали. А уже вечером Маша, окончательно придя в себя, робко меня спросила:

— Значит я вышла замуж за святого?

— Нет, я обычный человек. Просто в свое время римский папа неточно попросил деву Марию позаботиться… он-то просил позаботиться о яхте моей, но пресвятая дева понимает просьбы буквально, вот она теперь за мною и присматривает. Не всегда присматривает, а только когда я на яхте путешествую… или просто рядом с яхтой что-то нужное делаю. И вот видишь, она решила, что наша с тобой свадьба –дело очень нужное. Собственно, именно это она нам и сказала. А вот вся оставшаяся жизнь — она от нас зависит. И только от нас, а мы уж постараемся сделать ее самой счастливой. Ведь постараемся?

— Да!

Свадьба состоялась в субботу. А через неделю ко мне в гости пожаловал лично Николай Павлович, который буквально с порога спросил:

— Мне тут сказали, что Мария Давыдовна из весьма высокородной семьи, это так?

— Ну, наверное, именно так. Давид Ростамович — прямой потомок персидского царя Джафара…

Уточнять, что из прямых потомков Джафара можно пехотную дивизию сформировать, а то и не одну, я не стал — и, похоже, правильно сделал.

— То есть супруга твоя царских кровей, — у какой-то хитренькой улыбкой констатировал Николай, — а потому… Александр, мне еще сказали, что учебник арифметики супруга твоя лично…

— Да, посему и на обложке написано: под редакцией Марии Байрамовой.

— И это не соврали, супруга твоя в деле просвещения изрядно для народа сделала. Мария Давыдовна, подойдите-ка… От государства Российского за заслуги ваши, и супруга вашего жалую вас орденом Святой Екатерины, — Николай принял усыпанную алмазами висюльку и рук адъютанта и вручил Маше, после чего повернулся ко мне:

— Александр, не забудь нынче же… в понедельник скорее, в канцелярию пятьсот рублей выплатить на благотворительность, что статутом ордена определено.

— Обязательно, ваше величество. Огромное спасибо! — поблагодарил я Николая «за супругу», поскольку Маша просто замерла и ничего произвести не могла вообще.

— А тебе, граф, никакого ордена жаловать я не буду. Ибо то, что я для графа приготовил, нынче тебе жаловать вроде и невместно… — он снова повернулся к адъютанту, взял из его рук свернутую в трубочку бумажку и протянул мне: — Тебя, за заслуги великие перед Россией… и чтобы рядом с супругой не выглядел собакой безродной, жалую княжеским титулом Российским. За то, что в году текущем Россия, как ты и пообещал давеча, в выплавке чугуна Британию обогнала. Ну и за все прочее, сам знаешь.

— Спасибо, ваше величество, — не удержался я, — но получается, что супруга моя кавалерственной дамой стала, а я хожу как оборванец, которому нечем камзол свой украсить?

— А ты, смотрю, не только нахал, но и невежда. Княгиня Мария — Дама большого креста. На котором, между прочим, написано сзади «Трудами сравнивается с супругом», что означает… Она и есть самая твоя великая награда в жизни этой, и самая великая радость. А себе ордена на сюртук еще заработаешь, но за десять минут, что ты в княжеском достоинстве состоишь, такового сделать просто не успел. Вот заслужишь… я завтра заслуги твои снова проверю… или после обеда.

Перед Рождеством в Донецке запустили, наконец, конвертерный цех. И еще две новых домны, теперь уже по двадцать пять тысяч футов, в стальной оболочке. Конструкции Василия Васильевича Любарского, в результате чего Василий Васильевич получил звание генерал-майора, орден Анны сразу первой степени и довольно приличное поместье неподалеку от Донецка. А чтобы поместье могло хоть как-то процветать, Николай ему подарил и крепостных сразу тысячу душ. Последнему подарку профессор Любарский обрадовался весьма специфически и пришел ко мне с вопросом «а что ему теперь с мужиками делать». Сошлись на том, что он нанял сразу двух управляющих из числа прапорщиков-инвалидов той еще войны, а инструкции, как в донецких степях новые деревни обустроить так, чтобы они хотя бы не в убыток были, этим солидным мужчинам уже я выдал.

Вот мне одно было несколько странно: инвалидов войны с Наполеоном в России еще многие тысячи жили, но большая их часть скорее все же выживала — и это я офицеров имею в виду. А ведь все они были людьми по крайней мере грамотными, и не использовать их хоть как-то в народном хозяйстве при диком кадровом голоде я считал… по крайней мере недальновидным. Николай тоже вроде бы пришел к такому же выводу, но по совершенно иным причинам: я ему смог объяснить, что «мужик обученный выгоды Державе принесет в сорок восемь раз больше, чем необученный», а для обучения мужиков все же учителя требовались. Но учителей — не было, а грамотные отставные офицеры имелись — и именно их Николай стал отправлять в строящиеся в казенных деревнях школы учителями.