— Так пресвятая дева Мария их называет, а она ведь не ошибается.

— Пресвятая дева… да, конечно. Александр Иванович, я с огромным удовольствием постараюсь просьбу вашу исполнить в самые кратчайшие из возможных сроки. И многих других очень хороших архитекторов на работу эту направить постараюсь, уверен, что ни один отказаться не посм… не пожелает. Думаю, что проекты всех зданий вам потребных я… мы уже зимой этой на ваше рассмотрение предоставим, а как снег сойдет, то и постройку начнем. И если запасы кирпича, цемента, прочего всего в наличии будут…

— Будут, будет и камень отделочный, какой вы пожелаете, и прочее все. Только вы уж всех архитекторов предупредите: здания сии — все до единого — должны иметь центральное водяное отопления с батареями чугунными, водопровод и канализацию. Я вам пришлю, где-то через неделю пришлю заместителя командира строительного батальона, который как раз такими коммуникациями и занимается на стройке в Липцах, он вам все пояснения должные даст, вы ему расскажете, как здания ваши до следующей осени выстроить. А о вознаграждении…

— Александр Васильевич, помилуй бог, о каком вознаграждении вы говорите? Помочь вам в строительстве — уже награда!

— Спасибо за комплимент, но я точно знаю, что даже самый хороший архитектор, если его не кормить, вскорости помрет. Так что все работы будут должным образом оплачены. А срок — срок я назвал. Всё, о чем я вам рассказал, должно быть выстроено до начала следующей осени, а лучше всего — уже к началу августа. И да, на качестве отделки и на материалах пусть никто не экономит: строить-то вы на века будете. Причем так строить, чтобы и правнукам вашим было чем гордиться, на здания эти глядя…

Мне оставалось лишь восхищаться трудолюбием и творческим подходом к решению самых различных задач русскими офицерами. Ну и учеными тоже, ученые просто успели заранее больше знаний получить, а так… Вот был в Казанском университете вполне себе математик Николай Николаевич Зинин, но поручил ему ректор стать химиком — и Николай Николаевич химиком стал. Причем, если мне память не изменяет, одним из лучших химиков страны и вообще академиком — но это в будущем пока. А сейчас он стал химиком и по моей просьбе изобретал толуол. А то вдруг война начнется, а я без толуола сижу.

А без толуола на войне плохо. Я неплохо знал и умел производить нитрирование чего угодно: в школе парни в основном по химии этот процесс и изучают. И поэтому я сумел нитрировать глицерин (тут — спасибо маме-врачу, рассказавшей мне в детстве про использование нитроглицерина в качестве сердечного препарата), целлюлозу (вату я нитрировал), затем — это уже спасибо Дмитрию Ивановичу Менделееву — растворил пироксилин в нитроглицерине (со спиртом, естественно) и сделал столь нужный мне порох для патронов. У меня теперь этим видом спорта небольшая фабрика занималась, с двумя офицерами-химиками и двумя десятками химиков уже крепостных. А для снарядов я все вообще просто сделал: на сланцевом заводе химики уже научились извлекать из смолы фенол и даже делать фенолформальденидную смолу. Вот из карболита я делал пластиковые колбы, в которые набивал тот же фенол, но трижды нитрированный (а колба была нужна для того, чтобы пикриновая кислота не превращалась во взрывчатку, взрывающуюся от чиха в соседней деревне). Но это было долго и дорого, а вот будь у меня толуол…

И весной тридцать седьмого я, оставив ненадолго жену и сына, поехал к Николаю Николаевчу в гости чтобы вежливо так поинтересоваться у него: «где, блин, толуол?!» И поинтересовался, и даже ответ получил — только и то, и другое не сразу. А сразу я вдруг узнал, что ректором-то Казанского университета работает товарищ Лобачевский собственной персоной!

Перед встречей с Лобачевским я волновался куда как больше, чем перед встречей с тем же Александром Христофоровичем или даже с Николаем Павловичем. Потому что хоть я и программист, но математику изучал и для меня тот же царь был всего лишь «историческим персонажем», а Николай Иванович — легендой. Ну а то, что живьем Николай оказался (как и Бенкендорф) совсем иным человеком, чем это описывалось в книжках, я уже гораздо потомее узнал, когда даже изначальное волнение ушло — а тут…

А тут мне встретился умный человек, который занимался не только придумыванием сферических животных в вакууме, а очень даже интересующийся происходящим вокруг него в реальной жизни и активно в этой жизни участвующим. В частности, он почти сразу же поинтересовался у меня, уж не слишком ли размахнулись железнодорожные инженеры, начавшие строить мост через Волгу и пролетами по сто пятьдесят метров и можно ли с уверенностью гарантировать, что такой мост не рухнет. Я ему ответил, что мост был предварительно обсчитан — а потом мы с Николаем Ивановичем часа два обсуждали методики расчетов и в частности метод конечных элементов. Я вообще чуть не забыл, зачем приехал — но мне сам Лобачевский об этом напомнил, спросив. Что же меня привело в Казанский университет.

В разговоре я узнал, что сам Николай Иванович был ярым приверженцем метрической системы, а больше всего меня удивило то, что известная каждому нашему человеку единица площади «сотка» имело в метрической системе собственное название «ар», и гектар — это всего лишь сто этих самых аров. Что называется век живи — век учись. И, как дополнительно поясняла народная мудрость, все равно всего знать не будешь…

С Николаем Николаевичем Зининым разговор у меня получился куда как более короткий: будущий великий химик сообщил, что он скорее всего получил нужное мне вещество, с легкостью выделив его их каменноугольной смолы. И даже продемонстрировал мне бутылку с толуолом (по крайней мере я надеюсь, что с толуолом), сообщив, что для получения такого количества вещества ему пришлось переработать всего лишь двести пудов этой самой смолы. А заодно он выяснил, что всего этого вещества в смоле содержится целая четверть процента, но даже с использованием новейшей ректификационной колонны получение хотя бы одной десятой процента уже становится весьма сложной технологической задачей, а извлечение более половины вещества из смолы будет процессом чрезвычайно дорогим и потому бессмысленным.