Заклинание Птероклса замедлилось. Как и вращение монет — а их было три. Грязь и пыль, которые плавали над столом, снова осели на его поверхность. Монеты Санджара и Коркута легли поверх монет Улаша так, что их края снова соприкоснулись.

Последняя монета, которая, казалось, появилась из ниоткуда, перевернулась и легла, накрыв части Санджара, Коркута и Улаша. Птероклс поднял руки над головой. Он замолчал. Заклинание закончилось.

Грас подобрал последнюю монету. Ни один Ментеше не чеканил ее. Его собственные резкие черты, отчеканенные серебром, смотрели на него с ладони. Он протянул аворнийское серебряное украшение Птероклсу. Волшебник уставился на него. "Борода Олора!" - пробормотал он. "Я никогда не думал —"

"Означает ли это, что в этом году мы собираемся ввязаться в боевые действия к югу от Стуры?" Спросил Грас.

Более несчастный, чем обычно, Птероклс кивнул. "Я не вижу, как это могло означать что-то еще, ваше Величество. Это не было частью волшебства, которое я планировал. Откуда он взялся..." Он собрался с духом. "Иногда магия делает то, что хочет, а не то, что ты хочешь, чтобы она делала".

"Правда?" Бесцветно спросил Грас. Он посмотрел на свое изображение, там, на его ладони. "Говорит ли нам магия о том, что мы должны вмешаться в гражданскую войну кочевников, или просто о том, что мы будем в ней замешаны?"

"Это мы сделаем, ваше величество", - ответил волшебник. "Вы можете считать это несомненным — или настолько несомненным, насколько может указать что-либо магическое. Будем ли мы вовлечены в большое дело или в малое, хорошее или плохое будет исходить от того, что мы делаем — что бы вы ни делали, — я не могу сказать ".

"Если вместо этого я прикажу своим людям выступить против черногорских городов-государств на севере—" - начал Грас.

"Что-нибудь все равно случится, что заставит нас сражаться на юге", - вмешался Птероклс. "Вы обязаны оставить гарнизоны ниже по течению Стуры, чтобы отбивать любые налеты ментеше, которые придут через границу. Возможно, некоторые из ваших людей будут преследовать кочевников. Возможно, это обернется чем-то другим. Но мы встретимся с людьми Коркута и Санджара на земле, которая когда-то принадлежала Улашу. Я бы сказал, так много ясного ".

"И победим ли мы?" Грас продолжал смотреть на монету, которую держал в руке. "В конце концов, моя серебряная монета оказалась сверху".

"Я хотел бы сказать "да", ваше величество", - ответил Птероклс. "Я хотел бы, но не буду. Я просто не знаю".

"Хорошо. Я бы предпочел получить честный ответ, чем ложь, которая заставит меня чувствовать себя хорошо… Я полагаю ". Грас рассмеялся. Он тоже предположил, что это было забавно. Но затем смех замер на его губах. "Если Изгнанный тоже попытается заглянуть вперед, он увидит то же самое, не так ли?"

"Если он этого не сделает, ваше величество, я был бы удивлен", - сказал Птероклс.

"Ура", - мрачно сказал Грас. Сражаться с ментеше к югу от Стуры в любом случае было бы достаточно тяжело. Ни одна аворнийская армия не продвигалась успешно на юг более четырехсот лет. Насколько сложнее было бы, если бы Изгнанный знал заранее, что аворнанцы придут? Что ж, мы это выясним.

Загонщики и королевские телохранители окружили короля Ланиуса, принца Орталиса и Архипреосвященного Ансера, когда они выезжали из города Аворнис на охоту. На гвардейцах звенели кольчуги. Загонщики — люди Ансера — были одеты в кожу, либо оставленную коричневой, либо выкрашенную в зеленый цвет. Они выглядели как стая браконьеров. Если бы они не служили главному прелату Королевства Аворнис, большинство из них, вероятно, были бы в тюрьме.

Ансер больше заботился об охоте, чем о богах. Незаконнорожденный сын Граса всегда заботился. Но он был непоколебимо предан человеку, который произвел его на свет. Грасу, это значило больше, чем религиозное рвение. И Ансер, наряду с непоколебимой лояльностью, был также непоколебимо добродушен. Бывали арх-реликвии и похуже, хотя Ланиус так не думал, когда Грас назначал встречу.

"Что ж, давайте посмотрим, что у нас получится сегодня", - сказал Ансер, улыбаясь на солнце. "Может быть, вы совершите еще одно убийство, ваше величество".

"Может быть, я так и сделаю". Ланиус надеялся, что это прозвучало не слишком без энтузиазма. Ему не нравилась охота, и он время от времени выходил на охоту только для того, чтобы не разочаровывать Ансера. Никто не хотел этого делать. Ланиус всегда стрелял промахиваясь. Он был кем угодно, только не хорошим лучником. Не так давно он попал в оленя, совершенно не собираясь этого делать.

"Оленина. Кабан. Даже белка". В голосе Орталиса звучало столько энтузиазма, что хватило бы и на себя, и на Ланиуса одновременно. Законному сыну Граса понравилось мясо, добытое на охоте. Ему также нравилось добывать мясо на охоте. Ему очень нравилось убивать. Если он убивал животных, ему не так уж сильно нужны были острые ощущения от причинения боли — или убийства — людям.

Конечно, Бубулкус все еще был мертв. Буйный слуга Ланиуса возмутительно оскорбил Орталиса. Люди часто считали возмутительные оскорбления достаточной причиной для убийства человека. И действительно, казалось, что Орталис убил в приступе ярости, а не ради забавы. Тем не менее, на вкус Ланиуса, он по-прежнему слишком любил кровь.

Леса, служившие королевским охотничьим заповедником, находились в паре часов езды от города Аворнис. Охотничий отряд не прошел и четверти этого расстояния, как Ланиус глубоко вздохнул и сказал: "Клянусь богами, хорошо хоть ненадолго уехать из столицы".