Мужчина средних лет, несший несколько лепешек, наполненных оливковым маслом со вкусом трюфелей, поднял на это глаза. “Мой прадед отправился на Сицилию воевать против Сиракуз”, - сказал он. “Он так и не вернулся домой. Я не думаю, что он был убит в бою, так что, скорее всего, он погиб в шахтах. Его жена была беременна моим дедушкой, когда он уплыл. Они чуть не разоблачили ребенка. Если бы они это сделали, меня бы здесь не было ”.

Соклей сказал: “В наши дни катастрофы случаются все чаще и чаще. Генералы лучше, чем раньше, умеют брать города штурмом - мы говорили об этом, когда впервые прошли между Длинными стенами, помнишь, Менедем? И македонские маршалы всегда воюют друг с другом, поэтому полисы продолжают падать ”.

Менедем представлял, что Родос падет под ударами войск Птолемея или Антигона - скорее всего, последнего, поскольку его родной полис хорошо ладил с правителем Египта. Хлынут ли работорговцы в город, чтобы противостоять бедствию? Конечно, они хлынут. Они всегда так делали. Представить несчастье, постигающее его полис, было все, на что он был способен. Он не мог представить себя порабощенным.

Нет? подумал он. У тебя не было никаких проблем в те пару раз, когда пираты нападали на Афродиту. Тогда вы знали, что сражаетесь за свою жизнь и за свою свободу.

Как только они снова оказались в Афинах, они не могли двигаться так быстро. Это было лишь отчасти потому, что извилистые улицы были полны афинян, занятых своими делами, хотя они и были. Но настоящей проблемой была толпа мальчишек, которым процессия мужчин с товарами доставляла столько же удовольствия, сколько их родителям процессия Дионисиев незадолго до этого. На самом деле, мальчикам - некоторые в хитонах, другие голые, несмотря на холодную дождливую погоду, - было еще веселее, потому что они могли выскочить и сорвать этот парад.

“Эй, ты, маленький негодяй, прекрати это!” Рука Менедема хлопнула по мокрому голому заду мальчика лет восьми, который чуть не сбил с ног двух мужчин, несших кувшины с дорогим библианским. Поскольку зад - и рука - были мокрыми, хлопок прозвучал удивительно громко. Мальчик прыгал, кричал и проклинал Менедема с такой беглостью, с которой не смогли бы сравниться некоторые матросы "Афродиты ". Его собственная рука хлопнула по пораженной части, он поспешил прочь, проворный, как ящерица.

“Euge!” Сказал Соклей. “Может быть, ты заставишь некоторых других негодяев дважды подумать”.

“Клянусь Зевсом, я надеюсь на это”, - сказал Менедем. “Кто-то должен”.

Его двоюродный брат указал вперед. “Вот театр - вы можете видеть сиденья, установленные на склоне, который ведет к акрополю. Мы приближаемся к дому Протомахоса”.

“Хорошо”, - сказал Менедем. “Когда мы доберемся туда, я собираюсь попросить одного из его рабов подогреть немного воды на кухне и налить ее в таз. Тогда я тоже смогу вымыть ноги и согреть их ”.

“Это хорошая идея”, - сказал Соклей. “Протомахосу лучше бы иметь два бассейна”.

“Если он этого не сделает”, - сказал Менедем, - “Я пойду первым”. Он никогда не замечал взгляда, который послал ему Соклей. Он привык идти первым. Он почти всегда так делал. И он вообще не видел причин, почему бы ему не продолжать это делать.

Соклей и Менедем устало поднимались по длинному пандусу в сторону акрополя. С ярко-голубого неба сияло солнце - дождь смыло в море. Икры Соклея заныли, потому что трап был крутым, и у него было мало возможностей взбираться по склонам на борту корабля, особенно с лекифосом трюфельного масла. Менедем что-то проворчал себе под нос. Он был гораздо лучшим спортсменом, чем Соклей - за несколько лет до этого он чуть не поехал на Олимпийские игры в качестве спринтера, - но это сказалось и на нем.

“Почему человек Деметриоса не мог встретить нас где-нибудь, где нам не нужно было притворяться горными козлами?” пробормотал он.

“Все в порядке”, - сказал Соклей. “Рано или поздно я бы привел тебя сюда, чтобы ты мог хорошенько рассмотреть здания, картины и статуи. Во всем цивилизованном мире нет другого такого места, как это. Даже Коринфский акрополь и близко не сравнится. И, кроме того, мы уже почти на месте, и путь вниз будет легким ”.

“Ах. Это правда”. Менедем просиял.

Пропилеи, ворота в акрополь, вырисовывались перед ними. Полдюжины простых дорических колонн поддерживали вход. Пространство между двумя средними колоннами было шире, чем другие промежутки. Люди, входящие и выходящие, проходили через это пространство. Справа от ворот стоял храм Афины Победы; слева - Пинакотека, обеденный зал с семнадцатью диванами и одними из самых грандиозных картин в Афинах. “У них там есть портрет Алкивиада”, - сказал Соклей. “И много других картин тоже”.