Начиная с 1942 года, я работал над первыми системами обнаружения сверхмалых подводных лодок. Они успешно использовались для защиты гаваней во время высадки сил союзников в Северной Африке, а затем в Северо-Западной Европе.

Технические проблемы размагничивания подводной лодки намного сложнее, чем проблемы размагничивания корабля, но в конце концов я обнаружил, что электромагнит, размещенный по всей длине подводной лодки и подпитанный нужным количеством тока, нейтрализует петли подводных детекторов на морском дне.

К концу войны курс моей жизни безвозвратно изменился. Хотя сельское хозяйство оставалось моей первой любовью, мне явно было суждено к нему не возвращаться. Вместо этого я участвовал в послевоенном конкурсе научной гражданской службы под председательством Си Пи Сноу. Он был разработан для отбора лучших ученых из сотен, набранных во время войны. Я сдал тест, набрав 290 баллов из 300 возможных. Баттеруорт тепло поздравил меня. Все эти ночи, проведенные за учебниками, наконец-то окупились, хотя заслуга в основном принадлежала ему.

Мой отец вернулся в компанию Marconi в качестве главного инженера в 1946 году, и в том же году я начал работать главным научным сотрудником в исследовательской лаборатории электроники сервиса. В течение следующих четырех лет мы тесно сотрудничали друг с другом, судебные процессы 1930-х годов были невысказанной связью между нами, пока телефонный звонок сэра Фредерика Бранд-Ретта в 1949 году не привел МИ-5 в мою жизнь.

Через несколько дней после той первой встречи в офисе Брандретта в 1949 году мне позвонил Джон Тейлор и пригласил меня в Лондон. Он предложил Сент-Джеймс Парк, и мы встретились на мосту перед Букингемским дворцом. Мне показалось странным заниматься делами национальной безопасности, прогуливаясь среди пеликанов и уток, время от времени останавливаясь, чтобы поразмыслить, глядя на наши отражения в бассейне.

Тейлор был маленьким мужчиной с усиками карандашом и серым, резковатым лицом. Он был одним из офицеров связи Монтгомери во время североафриканской кампании, и хотя сейчас работает техником Главного почтового управления, он сохранил свою резкую военную выправку. Он руководил техническими исследованиями, какими они были, для МИ-5 и МИ-6 из своей лаборатории в Отделе специальных расследований Главного почтового управления в Доллис-Хилл. Тейлор убедился, что я знаю, что он главный. Он прямо сказал мне, что, помимо одного краткого визита в штаб-квартиру МИ-5 в Леконфилд-хаус, чтобы встретиться с полковником Каммингом, мне пришлось бы действовать через него как посредника. Тейлор не поощрял дискуссию об «офисе»; он просто объяснил, что мне будет присвоен титул «внешнего научного консультанта» и что мне не будут платить за выполнение моих обязанностей. В течение нескольких лет мы продолжали встречаться в Сент-Джеймс Парк примерно раз в месяц, чтобы обсудить письменные отчеты по техническим вопросам, которые я отправлял К. У. Райту, секретарю комитета Брундретта. (Позже Райт стал заместителем секретаря в Министерстве обороны).

Мы с Тейлором разделили техническую работу. Главное почтовое управление продолжало исследования в области инфракрасного обнаружения. Я начал использовать ресурсы исследовательской лаборатории для разработки новых микрофонов и изучения способов получения звуковых отражений от офисной мебели. Я уже был знаком с техническими принципами резонанса по своей работе в противолодочной авиации. Когда звуковые волны сталкиваются с натянутой поверхностью, такой как окно или картотечный шкаф, создаются тысячи гармоник. Хитрость заключается в том, чтобы определить точку, в которой присутствует минимальное искажение, дабы звуковые волны можно было воспринимать как понятную речь.

Однажды в 1951 году мне позвонил Тейлор. Его голос звучал явно взволнованно.

– Нас опередили, – сказал он, задыхаясь. – Мы можем встретиться сегодня днем?

Я встретил его позже в тот же день на скамейке в парке напротив Министерства иностранных дел. Он описал, как один из дипломатов в нашем посольстве в Москве слушал приемник WHF в своем кабинете, который он использовал для мониторинга полетов русских военных самолетов. Внезапно он услышал, как британский военно-воздушный атташе громко и четко говорит в своем кабинете. Осознав, что атташе каким-то образом прослушивается, он быстро сообщил об этом в Лондон. Мы с Тейлором обсудили, какой тип микрофона может быть задействован, и он договорился с инженером дипломатической службы радиосвязи по имени Дон Бейли провести расследование. Я проинформировал Бейли перед его отъездом в Москву о том, как лучше всего обнаружить устройство. Впервые я начал понимать, насколько британская разведка была лишена технических знаний. У них даже не было нужных приборов. Мне пришлось одолжить Бейли собственные. В посольстве был произведен тщательный обыск, но так ничего и не было найдено. Русские явно были предупреждены и отключили устройство.

Из допроса Бейли по его возвращении мне стало ясно, что это не был обычный радиомикрофон, поскольку при работе устройства присутствовали сильные радиосигналы, которые были обычными несущими. Я предположил, что русские, как и мы, экспериментировали с каким-то резонансным устройством. Через полгода моя правота подтвердилась. Тейлор вызвал меня в Сент-Джеймс Парк на очередную срочную встречу.

Он сказал мне, что «чистильщики» [10] из Госдепартамента США регулярно проводили «санитарную обработку» офиса американского посла в Москве в рамках подготовки к визиту государственного секретаря США. Они использовали стандартный настраиваемый генератор сигналов для создания так называемого «эффекта кругового воя», похожего на шум, создаваемый, когда радиостанция разговаривает с кем-то по телефону, в то время как его домашнее радио или телевизор включены. В ходе «раунда завывания» было обнаружено небольшое устройство, встроенное в макет герба Соединенных Штатов [11] , висевшего на стене за столом посла.

Частота воя составляла 1800 МГц, и американцы предполагали, что рабочая частота устройства должна быть такой же. Но тесты показали, что устройство было нестабильным и нечувствительным при работе на этой частоте. В отчаянии американцы обратились к британцам за помощью в решении загадки того, как «эта штука», как ее называли, работала.

Брандретт организовал для меня новую, защищенную лабораторию на пустыре в Грейт-Баддоу. Тейлор и два американца торжественно вручили мне этот шпионский предмет. Устройство лежало завернутым в вату внутри маленькой деревянной коробки. Последняя выглядела так, как будто в ней когда-то хранились шахматные фигуры. Устройство было длиной около восьми дюймов [12] . Сверху находилась антенна, которая вставлялась в полость. Внутри полости находился металлический гриб с плоской вершиной, который можно было регулировать для придания ему переменной емкости. Позади гриба была тонкая, как паутинка, диафрагма для приема речи, которая, по-видимому, была проколота. Американцы застенчиво объяснили, что один из их ученых случайно проткнул его пальцем.