Беда не приходит одна. Создание системы обнаружения противолодочных средств приближалось к своим решающим испытаниям и требовало долгих часов внимания. Но каждую ночь и каждые выходные я пробирался через пустыри за зданием компании Маркони к своей заброшенной хижине Ниссена. Я упорно трудился в течение десяти недель, чтобы разгадать тайну.

Сначала мне пришлось отремонтировать диафрагму. Эта штука имела отличительные признаки оборудования, которое русские ввели в эксплуатацию в срочном порядке, предположительно для того, чтобы убедиться, что оно было установлено до визита госсекретаря. У них явно была какая-то микроскопическая насадка для установки диафрагмы, потому что каждый раз, когда я пользовался пинцетом, тонкая пленка разрывалась. В конце концов, методом проб и ошибок мне удалось сначала установить диафрагму, а затем закрепить ее. Это было не идеально, но сработало.

Затем я измерил длину антенны, чтобы попытаться оценить, как она резонирует. Оказалось, что 1800 МГц – правильная частота. Но когда я настроил устройство и издал на нем шумы с помощью генератора аудиосигналов, это было именно так, как описали американцы – невозможно эффективно настроить. Но после четырех выходных я понял, что мы все думали об этом с ног на голову. Мы все предполагали, что металлическую пластину нужно было сразу открыть, чтобы усилить резонанс, хотя на самом деле чем ближе пластина к грибу, тем больше чувствительность. Я подтянул пластину вплотную и настроил излучаемый сигнал на 800 мегациклов. Эта штука начала издавать пронзительный звук. Я позвонил своему отцу в состоянии сильного возбуждения.

– У меня эта штука работает!

– Я знаю, – сказал он, – и этот вой разрывает мои барабанные перепонки!

Я договорился продемонстрировать эту штуку Тейлору, и он отправился туда с полковником Каммингом, Хью Уинтерборном и двумя американскими «чистильщиками». Мой отец тоже пришел с нами, приведя другого ученого-самоучку из Маркони по имени Р. Дж. Кемп, который теперь был их руководителем исследований. Я установил устройство у дальней стены хижины и установил еще один радиоприемник в соседней комнате, чтобы звуки аудиогенератора можно было слышать так, как будто он работает.

Я настроил оборудование на прием сигнала на частоте 800 МГц и начал объяснять, как это работает. Американцы выглядели ошеломленными простотой всего этого. Камминг и Уинтерборн были самодовольны. Это было сразу после катастрофы с делом Берджесса и Маклина. Бегство в Советский Союз этих двух дипломатов Министерства иностранных дел в 1951 году вызвало возмущение в США, и я вскоре понял, что любой незначительный способ продемонстрировать британское превосходство имел для них решающее значение. Кемп был очень польщен, справедливо рассудив, что это будет только вопросом времени, когда Маркони получит контракт на разработку аналогичного устройства.

– Как скоро мы сможем его использовать? – спросил Камминг.

Кемп и я объяснили, что, вероятно, потребуется не менее года, чтобы изготовить оборудование, которое работало бы надежно.

– Я думаю, мы можем предоставить помещение, Малкольм, – сказал Кемп Каммингу, – и, возможно, одного человека для работы под началом Питера. Это может дать вам прототип, но после этого вам нужно будет получить финансирование.

– Ну, для нас совершенно невозможно заплатить, как вы знаете, – ответил Камминг. – Казначейство никогда не согласится расширить тайное сотрудничество.

Кемп поднял брови. Очевидно, Камминг много раз приводил этот аргумент раньше, чтобы получить оборудование бесплатно.

– Но, конечно, – рискнул я, – если правительство серьезно относится к техническому развитию событий для МИ-5 и МИ-6, им придется выделить деньги.

– Они крайне неохотно идут на это, – ответил Гумминг, качая головой. – Как вы знаете, нас на самом деле не существует.

Он посмотрел на меня так, как будто ему в голову пришла внезапная мысль.

– Теперь, возможно, если бы вы обратились к Адмиралтейству от нашего имени, чтобы попросить помощи…

Это было мое приобщение к причудливому методу управления финансами разведывательных служб. Это была проблема, которая преследовала меня вплоть до 1960-х годов. Вместо того чтобы располагать ресурсами, достаточными для удовлетворения их технических потребностей, разведывательные службы были вынуждены большую часть послевоенного периода просить милостыню у Вооруженных сил, которые проявляли все большую скупость в предоставлении денег. На мой взгляд, именно это в большей степени, чем любой другой фактор, способствовало дилетантизму британской разведки в послевоенную эпоху.

Но, как было приказано, я намеревался убедить Адмиралтейство взять на себя расходы по разработке нового микрофона. Я договорился о срочной встрече с преемником Брандретта на посту начальника научной службы ВМС, сэром Уильямом Куком. Я довольно хорошо знал Кука. Это был жилистый рыжеволосый мужчина с пронзительными голубыми глазами и склонностью к грандиозным планам. Он был блестящим организатором и буквально кипел идеями. Впервые я имел с ним дело после войны, когда он попросил меня поработать под его началом над прототипом проекта Blue Streak [13] , который в конечном итоге был отменен сэром Беном Локспейзером, тогдашним главным научным сотрудником в Министерстве снабжения. По иронии судьбы, сам Кук разделял подозрения относительно ядерного оружия, хотя больше по практическим и политическим причинам, чем по моральным. Он чувствовал, что Британия поторопилась с производством атомной бомбы, и опасался, что по мере развития современной ракетной техники военно-морской флот неизбежно проиграет. Я подозреваю, что он также понял, что наша одержимость бомбой была слегка нелепой перед лицом растущего превосходства Америки и Советского Союза. Этой точки зрения, между прочим, довольно широко придерживались ученые, работавшие на более низком уровне в Службах в 1950-х годах.