Среди свитков было несколько, которые не принадлежали авторству Павла или кого-то из его последователей, но содержали сведения об Иисусе. То есть это не были истории в полном смысле слова, а лишь какие-то короткие заметки.

Просмотрев их, я пришел к выводу, что Иисус был довольно загадочным персонажем, который мог увлечь своими речами, но цели его или предназначение я так и не смог для себя уяснить. Все было каким-то путаным и бессвязным. Хотя, возможно, это потому, что в моем распоряжении оказался случайный набор его высказываний, причем расположены они были в произвольном порядке и потому могли показаться невразумительными.

Но я проявил терпение, а с его помощью, как известно, можно и в пустыне отыскать драгоценные камни. А я нашел вот это:

Это о нас, о римлянах, о нашем городе, который христиане «ввергли в печь огненную», чтобы сбылось вот это пророчество.

И в другой части свитка я наконец нашел последнее и решающее доказательство. Вот оно:

Это его крещение, что бы оно ни значило, свершилось. И теперь, по его же словам, пришло время принести огонь на землю.

Очень долго я просто неподвижно сидел перед разложенными на столе уличающими бумагами. Теперь у меня были все необходимые доказательства, но на душе от этого не полегчало.

Много лет назад, когда я только стал императором, мне надо было подписать мой первый указ о казни отъявленного преступника. И тогда я воскликнул: «О, если бы я не умел писать!» Чем наверняка немало удивил, если не позабавил стоявших возле моего стола экзекуторов.

Подписывая тот указ, я испытывал внутреннюю дрожь, но понимал, что это должно сделать. Вот и сейчас я должен был это сделать.

Я встал и прошел в покои Поппеи.

Мне не хватало решимости, а еще я нуждался… В чем? В отпущении грехов?

Поппея всегда была твердой в своих решениях и не любила оглядываться назад.

Свет в выходящих на запад окнах дворца начинал тускнеть, палящее солнце покидало небо. Приближался сладостный теплый вечер.

В это время суток в покоях Поппеи всегда было тихо, и я надеялся, что застану там играющего на барбитоне [68] юношу – мне всегда нравились глубокие звуки этой басовой кифары. И я не был разочарован: еще на подходе к покоям Поппеи я уловил низкие печальные звуки.

Войдя в комнату, я увидел в ее дальнем конце сидящего на диване кифареда, а на диване неподалеку сидела, поджав ноги, Поппея. Она что-то читала, и на ее лице блуждала легкая улыбка.

Когда я подошел, она даже не подняла головы, но кифаред сразу перестал играть, встал и поклонился. И только когда музыка смолкла, Поппея наконец обратила на меня внимание.

– Ну как? Нашел, что искал? – спросила она.

– Да, – коротко ответил я.

– Тогда почему у тебя такой подавленный вид? Выглядишь так, будто тебя разбойники с большой дороги ограбили.

Я сел рядом:

– Меня действительно словно бы грабили. Вот только не могу понять, чего именно я лишился.

– Полагаю – сомнений. – Жестом приказав кифареду продолжить играть, Поппея потянулась ко мне и нежно погладила по щеке. – Ты ведь любишь это состояние, когда еще ничего толком не ясно, а определенность ждет где-то впереди.

– Может, и так, но не сейчас, – сказал я. – После Великого пожара эта неопределенность слишком долго тлела, а дым слухов, измышлений и преисполненных ненавистью обвинений все еще висит в воздухе. Пришло время обратить взор на реальных виновников, на тех, кого должно предать наказанию.

Поппея, откинувшись назад, внимательно посмотрела на меня.

– Так это они? Христиане? – спросила она, и только глухой не расслышал бы в ее голосе ноток удовлетворения.

– Да, – кивнул я. – Они сами предоставили нам все необходимые доказательства. Причем в письменном виде.

– И кто же их написал?

– О, самые разные их лидеры.

– И Павел – один из них?

– Да, он один из них.

Послания Павла составляли большую часть доказательств вины христиан, но я не посчитал нужным посвящать в это Поппею.