— Человек обязан расти над собой и совершенствоваться. Иначе и добиться более высокого прогресса невозможно. Это и есть социальная эволюция!

— И как простите, вы намерены провернуть подобный фокус? Вы много видите вокруг себя сознательных граждан, что готовы поступиться собственным эго?

Карп покраснел:

— Я вижу! Пусть и мало, но число сознательных граждан с каждым годом растет.

— Мы не на собрании, дорогой Карл. Как только ты захочешь кого-то припахать на общественных началах, то тут же не найдешь никого. Спроси любого: откажется ли он от куска колбасы, когда сосед жрет её в три горла? Ответь честно.

Доцент замялся, затем в сердцах плюнул и ушел с кафедры. Среди сидевших в зале раздался шум, но никто не вышел дискутировать. Тема была больно скользкая, её обходили как партийные функционеры, так и представители творческих профессий. Потому что сказать обоим было нечего. Первые плотно сидели на привилегиях, имели двойное дно в сознании. Вторые просто упивались собственной значимостью и как люди чаще всего были дерьмо.

Над ухом раздался шепот Семена:

— Ты промолчишь? Тогда зачем мы здесь?

— Услышать правду.

Ракитин скривился, он было дернулся, но его крепко схватил Анатолий, который дал команду следующему оратору. В этот раз обсуждали проблему инвестиций и финансов СССР. Молодой очкарик ловко жонглировал цифрами, приводил неизвестные широкой публике факты.

— В экономике, структурированной «по-советски», потребительский сектор вообще не является экономически значимым. Изменения в личном потреблении влияют на экономику в ограниченном объеме. Отчаянная борьба за создание оборонного комплекса в 30-е годы, Вторая мировая война, необходимость преодолевать послевоенную разруху и гонка вооружений закрепили текущую ситуацию. К тем же результатам вела и необходимость форсировано повышать уровень жизни населения в 50 — 70-е годы. В этом наша главная особенность: мы имеем экономику, способную производить объем потребительской продукции, эквивалентный одной денежной массе. И при этом сумма производств, инфраструктуры и системы социального обеспечения требует другой, более значительной денежной массы. Причем вторая многократно превышает первую. Эдакое двойное дно. Раздвоение денег в советской экономике на взаимно неконвертируемые части означает фактическое уничтожение денег как всеобщего эквивалента. Безналичные деньги в подобной системе служат главным образом средством учета. По существу, это не деньги, а счетные единицы, с помощью которых происходит распределение материальных фондов.

Кроме того, потребительский сектор и вся остальная экономика у нас, как правило, почти не связаны между собой. Переток финансов здесь в целом исключен, даже если денег в экономику будет влито больше, чем достаточно. При советской системе эту проблему удается решать, жестко разделив два сектора финансовой системы и в плановом порядке распределяя денежные наличные и безналичные потоки. И необходимость этого продиктована, товарищи, вовсе не марксистской теорией, в ней ничего подобного нет. Она предопределена самими структурными характеристиками созданной в СССР после 1929 года экономической системы. Советская финансовая система выглядит парадоксальной с точки зрения западных экономистов. Исторически у нас сформировалась экономика, структурированная прямо противоположно по отношению к западной, «перевернутая» в сравнении с ней.

В эту «перевернутую» экономику невозможно внедрить западную финансовую систему. Это абсурд. Невозможно иметь одну структуру экономики и финансовую систему, рассчитанную на совсем другую, прямо противоположную ей структуру экономики. Нельзя иметь структуру экономики «как у нас», а финансовую систему «как у них». Напомним, что экономики всех республик СССР строились именно таким «советским» способом — рывком и диспропорционально. Поэтому все они обладают схожими структурными характеристиками. Соответственно, их финансовые системы тоже обладают схожими характеристиками. Финансовые и вообще экономические проблемы для них примерно одинаковы.

Как мы указали начиная с 1929 года, то есть с начала индустриализации советская экономика стала развиваться способом, прямо противоположным рыночному. Рыночная экономика базируется на личном потреблении граждан, а в СССР потребительский сектор был не основным, а подчиненным. Кроме того, советская экономика по необходимости строилась так, чтобы в ней никакой конкуренции и возникнуть не могло: строилось ровно столько предприятий, сколько нужно для потребностей экономики. Такая экономика исключает всякую конкуренцию по самой своей структуре. Таким образом, два главных определяющих признака экономики СССР следующие:

1) относительная неразвитость потребительского сектора.

2) практически полное отсутствие дублирования производственной деятельности, так называемой конкуренции в структуре экономики.

Экономика, структурированная подобным образом, требует для обеспечения своего нормального функционирования и специфической финансовой системы. Ее суть в следующем. Деньги разделяются на наличную и безналичную сферы. Наличная обслуживает покупательную способность населения. Безналичные «деньги» — это, по существу, не деньги, а счетные единицы, при помощи которых в плановом порядке производится распределение материальных фондов.

Народ в зале залип окончательно. Такое внятное и разжеванное объяснение особенностей советского финансового сектора отчего-то редко звучало с трибун. Обычно люди с правительства топили все за ворохом цифр и заумных словечек. Непонятно, откуда этот очкарик взялся, но вещи он доносил донельзя невероятные с точки зрения обычного обывателя. Ведь что тот знал, по существу, об экономике? Напряглись сидящие позади кураторы. Кроме мужчины, что представлял Совет Министров. Тот, видимо, врубился в озвученное и с любопытством разглядывал оратора.