Ничего. Как будто щелкнули выключателем. Все выглядит нормально — насколько нормально может быть в реалити-шоу об избалованных и богатых девицах на космолайнере, полном таких же избалованных и богатых пассажиров; на записях, например, есть сюжет о перепалке из-за рецепта веганского паштета, — а буквально в следующий миг на фоне изысканных кожаных диванов и мрамора разворачивается апокалиптическая драма.

Осторожно опустив планшет на пол, откидываюсь на спинку кресла и протираю глаза. Ничего не понимаю. Наверно, я все-таки что-то упускаю.

Пожалуй, стоит просмотреть еще раз, уделяя больше внимания людям и событиям на заднем фоне.

Снова берусь за планшет, и тут до меня доносится отчетливый щелчок закрываемой двери в коридоре. Во время обыска люксов я наслушалась таких звуков более чем достаточно.

Смотрю на часы. Кто-то встал пораньше.

Кейн.

Узел под ложечкой затягивается еще туже, однако я мужественно игнорирую его, полностью сосредотачиваясь на планшете, а не на нервах, которые явно не в состоянии определиться со своими чувствами.

Я просто наблюдаю за людьми, отключив звук, и в конце концов зрелище меня даже затягивает. Маска вежливости официантки в роскошном ресторане слегка натягивается, когда Опал просит заменить воду второй раз. А вот мимо столика проходит щегольски разодетая старушка в вычурной шляпке, более смахивающей на изваяние из зеленой ткани и перьев, и бросает в камеру презрительный взгляд. Нис вроде говорил, что это какая-то герцогиня. Из Лихтенштейна, что ли… Если бы эта особа задрала нос еще выше, то не смогла бы дышать. Не то чтобы я ее упрекаю.

Только через несколько минут до меня доходит, что на мостике так никто и не появился. Ни Кейн, ни кто другой.

Я встаю и выглядываю за дверь проверить, все ли в порядке. Но коридор в обоих направлениях пуст и тих, как и последние несколько часов.

— В чем дело? — отрывается от просмотра Лурдес. Голос у нее сонный.

Как можно беспечнее пожимаю плечами:

— Да просто показалось, что они уже проснулись.

— Брось, — фыркает девушка. — Воллер только за десять секунд и явится.

Здесь она права.

Возвращаюсь на место и снова включаю воспроизведение. На этот раз, однако, смотрю рассеянно, охваченная смутной и необъяснимой тревогой.

Во второй раз щелчок замка звучит громче. Или ближе.

Я вскакиваю и спрашиваю у Лурдес:

— Ты слышала?

— Что слышала? — удивленно поворачивается она ко мне.

Черт. Черт.

Ладно, делаю глубокий вдох.

Снова усаживаюсь в кресло.

— Не обращай внимания. Наверно, просто скрипит пружина, когда я двигаюсь.

На вид не совсем убежденная, девушка все же кивает.

— В одном из наборов инструментов Кейна, которые мы принесли, наверно, что-нибудь отыщется для ремонта. Я могу посмотреть, если ты…

— Нет-нет, спасибо.

Пару секунд Лурдес неуверенно смотрит на меня, затем возвращается к работе.

Щелк-щелк.

Мне удается не оторвать невидящего взгляда от планшета. Девушка никак не комментирует. Она вправду ничего не слышит!

Щелк-щелк. Щелк-щелк. Щелк-щелк.

Теперь звук раздается быстрее и чаще. Один за другим без остановки. Как будто подошло время обеда и все пассажиры устремляются из своих люксов в «Ля фантази». Или в тот жуткий театр уровнем ниже.

Чувствую, как у меня взмокают подмышки. Планшет тоже приходится держать крепче, чтобы он не выскользнул из скользких ладоней.

Рецидив посттравматических симптомов вследствие стресса. Так сказали бы врачи. Всего лишь галлюцинации.

На экране беззвучно двигаются Кэтти и Опал. То ли смеются, то ли орут друг на дружку, не понимаю. Я уже не в состоянии сосредоточиться, воздух камнем застревает в горле.

И вдруг какофония замков так же внезапно, как и началась, прекращается.

Однако в воцарившейся тишине я различаю новый звук. Мягкое «вшух-вшух» — шарканье по ковру. Шаги приближаются. Я так сильно сжимаю планшет, что его края впиваются мне в ладони.

А потом на плечо мне тяжело опускается рука, и я невольно издаю сдавленный крик — скорее, впрочем, жалкий всхлип. Резко вскакиваю с кресла и оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто — или что — у меня за спиной.

— Эй-эй! — Кейн с округлившимися глазами вскидывает руки в извинительном жесте. — Прости-прости, не думал тебя напугать. Мне показалось, ты слышишь, как я подхожу.