Как ни странно, после этого я засыпаю.

Через какое-то время — достаточно долгое, чтобы я смогла смутно ощутить, как мои мышцы снова напрягаются после продолжительной расслабленности, — мозг вяло регистрирует на правой лодыжке натяжение свисающего с края кровати одеяла, и одновременно с этим резкое и прерывистое шипение неподалеку, как будто что-то застряло в вентиляции.

Если последствия паршивой уборки Воллером своей каюты в итоге сказались на общей вентиляции, уж я ему устрою.

Дергаю ногой, и давление на ноге пропадает. Переворачиваюсь на бок и делаю мысленную заметку попросить Кейна прочистить вентиляцию ЛИНА. Навряд ли это сложно, да и в случае чего помогу, но от этого шума необходимо избавиться…

И тут вспоминаю: я не на ЛИНА. И не накрыта одеялом.

Глаза у меня моментально распахиваются, а уровень адреналина в крови подскакивает так, что перехватывает дыхание. Одним стремительным движением я подтягиваю ноги и усаживаюсь.

Что это было?

Лурдес рядом нет, только посередине кровати сбитое в кучу одеяло из шкафа — однако отнюдь не там, где пару мгновений назад располагались мои лодыжки. Покрывало подо мной смято и наполовину сбилось на пол.

Приснилось? А как же иначе. Подсознательное проявление тревоги и прошлых травм.

Вот только, сжавшись в изголовье кровати, помимо сухости во рту и стука крови в ушах, я отмечаю еще и тот самый звук из сна. Прерывистое шипение. Но доносится оно вовсе не со стороны вентиляции.

Откуда-то ближе и… О боже… Снизу?

Из-под кровати. Что гораздо хуже, теперь, когда я сосредотачиваю внимание на звуке, он кажется мне знакомым. Я его помню. Не монотонное скрежетание забитой вентиляции, но хриплый вдох — пауза — натужный выдох. Затрудненное дыхание. Такое я выслушивала на Феррисе неделями, пока мама пыталась спасти колонистов. И после, когда я осталась совсем одна и спасать было уже некого, но этот звук все равно каким-то образом достигал моего слуха.

Черт, черт, черт! Этого не может быть!

На секунду я накрепко зажмуриваюсь и замираю, ожидая пресловутого щелчка в голове — осознания, что это лишь сон. Однако даже через комбинезон я ощущаю спиной рельефные обои. А глянцевая поверхность спинки кровати, в которую я вцепилась для удержания равновесия, скользит под взмокшими ладонями.

Мы же обыскивали эти номера. Заглядывали под каждую кровать.

Точно? Может, одну все-таки да пропустили?

Да нет на «Авроре» ничего живого. Ничто не могло здесь выжить. Это невозможно. Следовательно, звук ничего не значит.

Вот только, похоже, что-то да значит.

Делаю вдох, удерживаю воздух в легких, на счет «четыре» выдыхаю — метод подавления панических атак, предписанный детским психотерапевтом «Верукса». Однако на этот раз способ не помогает. Наоборот, я убеждаюсь, что звуки из-под кровати действительно сходны с дыханием.

Нет, это всего лишь какая-то корабельная система. Просто я ее не узнаю. Всего лишь… Черт, не знаю, что это может быть. Но это не то. Не человек.

Не может быть человеком.

Я осторожно отцепляюсь от спинки и потихоньку смещаюсь к изножью кровати, раскачиваясь из стороны в сторону из-за чересчур мягкого матраса.

Во время моего перемещения звук не прекращается, и даже когда я рывком поднимаю с пола одеяло, прикрывающее затемненную брешь под кроватью. Однако передо мной лишь кремовый ковер.

Естественно, ничего там нет.

Чувствуя себя совершенно по-дурацки, головой вниз медленно перегибаюсь через край, чтобы заглянуть под кровать. Ничего не могу поделать с собой, хоть и уверена, что там пусто. Ну, может, дополнительный обогреватель для номера. Ионизатор или увлажнитель воздуха. В общем, какой-нибудь фешенебельный «предмет первой необходимости», который предположительно мог понадобиться обитателям Платинового уровня.

И поэтому, когда мои глаза встречаются с ее — то есть с пустым местом, где таковые должны находиться, где их скрывает оторванная от белой простыни полоса, — я замираю на дополнительную секунду, требующуюся мозгу для сопоставления увиденного с ожидаемым.

Дыхание перехватывает, я не могу вдохнуть.

В сумрачном убежище под кроватью лицо ее принимает жуткий оттенок серого, губы кажутся багровыми. Она жадно хватает ртом воздух и вертит головой, и я замечаю у нее в ушах затычки из белой истрепанной ткани.

Я не в силах пошевелиться, издать хоть какой-то звук — крик застрял у меня в глотке огромным комком, что ни сглотнуть, ни выплюнуть.

И вдруг она ощущает мое присутствие: ее голова сосредоточенно замирает. А потом слепо выкидывает вперед руку — гораздо быстрее, нежели я ожидала, — норовя вцепиться мне в лицо. Ногти у нее обломанные и потемневшие, покрытые чем-то густым.

Я отшатываюсь назад, подальше от края кровати, вскакиваю на ноги и срываюсь с места.

Точнее говоря, пытаюсь. Предательски мягкий матрас и сбившееся покрывало не дают мне бежать. Запутавшись, я теряю равновесие и лечу с кровати вниз.