Шрифт:
– Ну, в таком случае – кто же делает революции? – спросил я.
– Тоже мы! – ответил мистер Т. – Азия должна была своим освобождением начаться с вас, с России. Но я, правда, не знаю теперь, стоило ли это делать!.. Смотрите, в каком ужасном тумане вы живёте… Но Азия нам нужна, она поддерживает Америку своими торговыми возможностями… Азия – достояние Америки… Но возможно, что мы ошиблись, начав революцию с вас!
То, что пишется вообще в газетах, что совершенно сознательно выпускается на свет Божий провентилированными разными агентствами, – это только та небольшая часть истины, которая кому-то надобна… Нет в газете полной истины – вот что надо помнить. За тем потоком жизни, который кажется таким ясным и несложным обывателю, – существуют могущественные, приводящие его в действие рычаги, находящиеся в могущественных руках. Всё, что происходило в политике Америки по отношению к политике России, – всё это находится сзади этого видимого потока жизни, всё движется масонством…
Что коммунисты восстали теперь против масонства – это вполне понятно. Масонство широко проникало в Россию и с «АРА», кормившей голодающих, и с торговыми делегациями, и так далее…
СССР – для масонства Америки вопрос принципиальный; провозгласившие на земле свой особый принцип американской боевой демократии, покоящейся на основе христианско-масонской солидарности, американские масоны с их могуществом, деньгами и влиянием – не могут допустить, чтобы их обманули те, кого они, может быть, и считали раньше своими агентами, и создали для собственных целей безбожное автократическое царство там, где должна была господствовать демократия. Конечно, «голубой интернационал монархического характера», о котором пишут из Москвы, – чепуха и глупость: не могут же коммунисты писать, что они выгоняют масонов за проповедь демократии, – это было бы сверхскандалом… Но совершенно ясно – между СССР и масонством Америки крупнейший разрыв, чреватый дальнейшими последствиями…
Так оно должно было быть давно, так складывалась обстановка… Разрыв с американскими масонами теперь – это разрыв с Америкой, стойко работающей в определённом направлении.
А Америка работает…
– Против и итальянских фашистов, и русских коммунистических Наполеонов, за Царство свободы…
Гун-Бао. 1928. 21 июля.
Из дорожной тетради. В автомобиле по Шаньдуну
Цинаньфу, вагон
Утро, как всегда, приходит в его разительном контрасте с мирной зелёной окрестностью, с аметистовыми горами, словно источенными временем, с мирными буддийскими монастырями, висящими на склонах с прохладными хрустальными источниками, бегущими из гор, с тонкими облачками, виснущими и тающими в ущельях, со всем этим аксессуаром китайской мирной красоты земли – в контрасте с суетой и жизнью города: тут бегут зеленщики, хлебники, продавцы льда и т. д. и т. д., и всё это оглашает воздух своими разнообразными криками.
Сажусь в вагон Цинаньфу-Циндао в сопровождении моего боя – энглизированного китайца в белом шлеме, в шёлковом халатике; он мне докладывает, что впереди неблагополучно, опять «татчжан», то есть война. Увидим!
7 часов вечера. Станция Вей-сиен.
Муза странствий моего приятеля Беты оказалась ко мне внимательна и заганула загадку. Разговорившись в вагоне с китайцем, у которого в петлице болтался значок свастики и который объяснялся по-английски, я узнал, что дальше Вей-сиена, то есть половины пути, поезда не ходят, что там происходят какие-то события, о которых он говорил только намёками, которых я почти не понимал.
«Тайшан» – броневик с нечаевцами прошёл туда вчера вечером, и там теперь идут бои.
Этот перерыв железной дороги между Цинаном и Циндао оказался кому-то нужен, ведь его не было ни разу во время последних войн последних лет!
Пока шли наши разговоры, мы доехали.
– Вей-сиен сейчас! – любезно доложил мне мой спутник… И я на платформе в сём замечательном городе…
Оказывается, здесь есть японская гостиница, куда я и отправился. Хозяин, седой толстомордый японец в одних трусиках оказался негостеприимным сначала и что-то буркнул моему носильщику.
Мы пошли дальше – тоже японская гостиница… Когда я пришёл туда, тамошний хозяин лежал в кимоно на животе в прихожей, а какой-то глубокий старик старался его массировать… Хозяин не отвечал мне ни слова, покамест манипуляции массера не кончились попытками оторвать его голову… Тогда оказалось, что есть комната. Комната оказалась маленькой клетушкой; на кровати-сетке на рогульках козлах спала какая-то японка с раскрытой грудью. Её выгнали, а мне предложили комнату, содрав робко… три серебряных доллара.