И кольцо действительно как будто подмигивает мне. Но вместо того чтобы казаться обещанием, это больше похоже на... угрозу?

Я хмурюсь и сосредотачиваюсь еще сильнее. Пробую представить, что свет лампы — это свет от рождественской елки в доме моих родителей. Пытаюсь представить себе кольцо на пальце Лоло. Когда не получается, пытаюсь стать еще более конкретным, представляя момент, когда надену его ей на палец...

Дверь в ванную открывается, и оттуда высовывается голова Кэтрин.

— Том?

— Что случилось? — говорю я слишком высоким голосом, торопливо закрывая коробку.

Поспешно засовываю ее поглубже в сумку и одариваю Кэтрин ухмылкой, которая, должно быть, не настолько правдоподобная, как я думаю, потому что она растерянно моргает.

— Ты в порядке? — спрашивает она. — Все еще расстроен из-за болоньезе?

— Да. Нет. Да. Я в порядке. А что?

Она бросает на меня слегка встревоженный взгляд.

— Ты ведь знаешь, что я знаю тебя, верно? Знаю, когда ты хочешь что-то сказать, но не знаешь, как?

Я отвожу взгляд.

— И ты знаешь, что можешь сказать мне все, что угодно? Я же не могу ненавидеть тебя больше, чем уже ненавижу. — Она улыбается, и я понимаю, что она не ненавидит меня, как и я ее.

Мы просто не... не сработали вместе.

Так почему я не могу просто сказать ей?

«Эй, Кэтрин. Кажется, я забыл упомянуть. На самом деле я снова женюсь».

Слова не выходят. Потому что я не хочу причинять ей боль, но также и потому, что не хочу признавать тот факт, что у меня есть возможность причинить ей боль. Если я признаю это, то придется признать, что она тоже может причинить мне боль, что, возможно, я никогда не смогу полностью...

Кэтрин частично выходит из ванной, и у меня внезапно пересыхает в горле. Она завернута в полотенце. Только полотенце. Не очень большое полотенце.

— Тебе что-то нужно?

— Да, мне нужна помощь, — говорит она, и то, как она хмурится при этих словах, говорит мне о том, чего они ей стоили.

— С душем? — спрашиваю я.

— Успокойся, Дон Жуан. — Она поправляет полотенце, и я фиксирую свой взгляд на середине ее лба. — С повязкой. На спине. Мне кажется, там что-то не так.

— У тебя всегда были лучшие сексуальные разговоры, — говорю я, чувствуя облегчение от того, что снова могу пошутить. Это гораздо более безопасная почва.

— Ты весь день упрашивал меня дать тебе посмотреть. Хочешь получить свой шанс или нет?

— Боже, когда ты так говоришь... — бормочу я. — Куда ты дела бинты и прочее?

— В моем чемодане. С правой стороны. — Она указывает. — Я бы сама принесла, но учитывая, что это полотенце больше похоже на клочок банного коврика...

— Я принесу. — Подхожу к ее открытому чемодану и начинаю рыться в нем. Одним пальцем поднимаю очень большое и очень некрасивое нижнее белье. — Почему все твое нижнее белье бежевого цвета?

— Ну, Том, это может задеть твое самолюбие, но сотрясение мозга плюс автомобильная авария плюс бинты плюс бывший муж привели меня не в самое сексуальное состояние, когда я собирала вещи. А теперь, когда закончишь играть с моими трусиками, иди сюда.

— Господи. Не говори «трусики». И зачем ты взяла их столько? — бормочу я. В конце концов, я нахожу пакет с принадлежностями, зарытый под бежевым бельем.

Я прохожу в ванную, где она оставила дверь открытой, и вижу, что она склонилась к зеркалу, одной рукой придерживая полотенце, а другой копается в волосах.

— Кажется, шишка на голове растет.

— Может быть, потому что ты постоянно ее трогаешь, — говорю я, подходя и вываливая содержимое импровизированной аптечки на бежевую столешницу, которая, к счастью, хотя бы выглядит чистой. — Итак. Как мы это сделаем?

— Оу. — Она с ностальгией смотрит на меня в зеркало. — Ты задал тот же вопрос в нашу брачную ночь!

Я встречаю ее взгляд в отражении.

— Я помню это по-другому. Не так много разговоров.

Это заставляет ее замолчать.

На мгновение.

— Хочешь сверху или снизу? — спрашивает она.

Я моргаю.

— Прости?

— Рана находится прямо между лопатками. Я могу опустить полотенце и показать тебе переднюю часть, или поднять полотенце и показать заднюю.

Я потираю лоб.

— Ты всегда была такой?

— Обворожительной?

— Я собирался сказать «трудной», — отвечаю я.

— О. Да. Наверное. Так что выбираешь?

Я бросаю настороженный взгляд на ее едва прикрытую спину.

— Снизу. Наверное. На тебе... ну, знаешь...