Проснувшись в воскресенье, я едва обратил внимание на номер, потому что через некоторое время все они стали выглядеть одинаково. Невзрачные лампы и произведения искусства, которые ничем не выделялись, кроме нескольких всплесков цветов. Стерильные простыни, сложенные в тугие складки, и подушки, которые всегда были слишком мягкими. Душевые кабины, которые никогда не соответствовали моему росту, и раковины, которые были слишком низкими для меня.

Но все эти предупреждающие знаки, по одному на каждый день недели, которые я упрямо игнорировал, которым отказывался давать правильные названия, были ничем по сравнению с катастрофой, произошедшей на поле.

Репортеры после игры предположили, что, возможно, между мной и моими приемниками было недопонимание, что отчасти было правдой. Джек пробежал дистанцию в десять ярдов от штанги, когда должен был сделать пятнадцатиметровый на замирании, что привело к перехвату, который был спасен от попадания в шестерку только тогда, когда я сам справился с этим придурком.

Мой центровой заблокировал удар слева, когда должен был блокировать справа, и меня отбросило назад так сильно, что минуту я видел звезды, пока дыхание медленно возвращалось в легкие.

Итог, мы отстой.

Мы сбились с ритма.

Отвлекаемся.

Это стало таким уродливым словом в моей голове, шепотом на протяжении недели, который становился все громче в оглушительной тишине раздевалки. Уродливый, потому что это была моя собственная чертова вина.

Разочаровываться в своих товарищах по команде из-за того, что они не смогли поймать идеально брошенный мяч, было нелегко, но еще хуже было прийти на послематчевую пресс-конференцию, зная, что я не могу переложить это на чьи-либо плечи. Не то чтобы я когда-либо это делал.

Оправдываться — удел слабых и неподготовленных. И это был не я. Именно поэтому я встал за трибуной и указал на репортера в первом ряду.

— Что произошло на поле, Люк? — спросила она, отрываясь от своего блокнота.

Я вздернул подбородок.

— Мы проиграли, потому что играли плохо, а наши соперники — хорошо. Все просто.

— Люк, — позвал кто-то с другого конца, и я кивнул. — Мы не привыкли видеть столько недопонимания в нападении. Новичкам до сих пор трудно усваивать правила игры? Мы знаем, что у вас обширный опыт.

Я стиснул зубы, намеки были понятны. Вините новичков в том, что они не делают домашнюю работу, потому что так заголовок будет лучше. Джек не был новичком. Он был одним из лучших приемников в НФЛ два года подряд, и я ни за что на свете не стал бы бросать его под автобус.

— Это не касается новичков, — сказал я ему. — Если и есть недопонимание, то это касается меня как квотербека. Я тот, кто составляет план игры и претворяет его в жизнь на поле, и если они услышали что-то отличное от того, что я намеревался сделать, тогда мы вернемся на следующей неделе и будем тренироваться усерднее, чтобы убедиться, что мы все на правильном пути как команда.

Поднимались руки, люди выкрикивали мое имя, и я вздохнул, щурясь от яркого света, направленного на меня, указывая куда-то в середину.

— Последнее, ребята. Я изрядно потрепан, как вы можете себе представить.

Как и предполагалось, раздался взрыв смеха, когда кто-то заговорил. Я услышал его голос, и моя спина напряглась.

— Как поживает новая владелица, Люк? Она, э-э-э, все еще немного отвлекает тебя?

Репортеры неловко зашептались, и я пригвоздил его тяжелым взглядом. Ава из отдела по связям с общественностью поднялась на сцену, и я поднял руку.

— Мы здесь, чтобы говорить об игре, — натянуто ответил я, отчаянно пытаясь придать своему лицу менее убийственное выражение. — Если у вас есть вопрос по этому поводу, я буду рад ответить.

Придурок улыбнулся. Улыбка была скользкой, как масло, растекающееся по его лицу. — Вчера я в продуктовом магазине увидел обложку журнала, там говорилось, что она уже беременна от игрока, но невозможно сказать, от кого.

— Придурок, — пробормотал кто-то в первом ряду.

Я не сводил с него глаз, словно мог причинить телесные повреждения.

— Если у вас нет вопросов, я предлагаю вам воздержаться от репортажей на обложках дерьмовых таблоидов, — твердо сказал я.

Он пожал плечами.

— Не могу сказать, что виню вас за то, что вы отвлеклись на нее, хотя, похоже, это ее самый большой вклад в команду.

Перчатка. Сброшена.

Я выпрямился во весь рост, и в помещении воцарилась тишина. Репортеров увольняли гораздо за меньшее, и если мой ответ сделает его глупую сексистскую реплику вирусной, то так тому и быть.

— Я бы хотел, чтобы вы справились с этой ситуацией с той же честностью, что и Эл… — Я споткнулся об «Элли», хотя она просила нас всех называть ее именно так, — мисс Саттон. Неожиданно ей доверили огромную роль, которая жизненно важна для любой успешной команды в этой лиге, и она изо дня в день доказывает, что она целеустремленная и умная, и нет ни одного человека во всей организации «Волков», который сказал бы иначе. Всего за несколько коротких месяцев она заслужила наше уважение, и она заслужила этот титул, разговаривая с уборщиком о его работе и о том, как стать лучше, точно так же, как она разговаривала бы с Джеком, или со мной, или с генеральным директором. Если вы намекаете на то, что женщина, которая, к счастью, молода и привлекательна, не может хорошо выполнять свою работу, тогда вы живете не в том веке.